– Да, такой жизни не позавидуешь, – сочувствующе сказал Сизов.
Он достаточно много прослужил в тюремном учреждении, чтобы знать, как заключенные относятся к опущенным. Это не жизнь и даже не существование. Это унизительное прозябание на самом дне зловонной ямы.
– Скачок от меня не отстанет, – всхлипнул Карцев. – Даже если на банковский счет деньги ему сброшу, он все равно скажет, что не получал ничего. Снова будет требовать… Но я ему ничего не дам! Я уже расплатился за свою дурость!..
– Ход вашей мысли мне нравится. Но я представляю, что ждет вас, если вы не отдадите долг… Впрочем, выход есть. По большому счету Михалев получил от вас все, что хотел. А раз так, то рано или поздно он успокоится. А вы… Вас я переведу в особую камеру.
– В петушатник? – насторожился Карцев.
– А что, имеются возражения?.. Там, конечно, не санаторий, но там все равны.
– Петухи там…
– А вы, простите, кто?
– Я же не сам, не по своей воле…
– И сокамерники ваши также стали жертвами обстоятельств… Не все, правда, но тем не менее, у вас появится возможность снова почувствовать себя человеком. И спать вы будете на койке, а не в обнимку с унитазом. И в лицо вам плевать никто не будет… Боюсь, что у вас нет выбора, Георгий Степанович. Да и терять вам, я так полагаю, нечего…
– Нечего, – обреченно произнес Карцев.
– И среди обиженных есть жизнь. Думаю, что вы в этом убедитесь.
– Попробую… Мне бы жене позвонить.
– Если я не ошибаюсь, то мобильника у вас уже нет.
– Отобрали. Гудок отобрал…
– Что ж, тогда с моего позвоним…
Сизов не спеша раскрыл скоросшиватель с личным делом Карцева, нашел номер его домашнего телефона, самолично набрал его. Дождался, когда в трубке послышится женский голос, и только после этого передал ее арестанту.
– Катя! Родная! Беда! – заорал в трубку тот. – Нагрели нас на деньги!.. Если вдруг придут, ничего не отдавай! И Максу скажи… Попроси его, пусть людей тебе даст для охраны… Я ему сам позвоню, телефон его дай!..
Карцев положил трубку и умоляюще посмотрел на Сизова.
– Мне бы Максу позвонить. Жена дала сотовые его и его жены… Я понимаю, это расходы, ну за исходящий. Но я компенсирую… И вообще, я должен вам. За содействие…
– Что вы мне должны, то я прощаю, – ушел от скользкого разговора Андрей. – А Максу можете позвонить. Только недолго…
Своему другу Карцев дозвониться не смог. Зато смог связаться с его женой.
– Вика? Привет!.. Да, Гоша. Узнала… Значит, не долго мне жить, – мрачно пошутил он. – Мне бы с Максом поговорить… Нет его, скоро будет… Да как он позвонит, меня сейчас в камеру отведут… Ты передай ему, чтобы он Катерину мою защитил. От уголовников. Ну да, из-за тех денег… Если она деньги у него просить будет, не надо ничего давать. Эти твари все получили… Может защитить? Спасибо. Я знаю… Ну все, спасибо за все. Время у меня заканчивается. Надеюсь на Макса! Прощай!
Карцев положил трубку и какое-то время молча, иступленно смотрел на нее.
– Попрощался, как будто навсегда, – заметил Андрей. – А ведь жизнь продолжается. И еще придет время, когда вы будете смеяться над своими страхами…
– Смеяться? Придет время? – скорбно усмехнулся Карцев. – Если буду смеяться, то сквозь горькие слезы…
К двери он направлялся с низко опущенной головой. Хоть и зачерствела душа у Сизова на тюремной службе, но все же где-то в ее глубинах шевельнулось чувство, похожее на жалость.
Только за Карцевым закрылась дверь, как появился капитан Лыпарев.
– Андрей Палыч, если не в напряг, чайник не одолжишь? – по имени-отчеству, но в общем-то фамильярно обратился он. – А то мой что-то не того…
– Чайник не того? – усмехнулся Андрей. – Кто ж над ним так надругался?
– Да мой-то чайник сам накрылся, – усмехнулся Лыпарев. – А твой?
– Это ты о чем?
– О ком… Это и был тот самый Карцев?
– Какой тот самый?
– Ну, из-за которого тебе Бугримов втык сделал.
Андрей с невеселым видом кивнул. Действительно, было дело. Сегодня утром на служебном совещании начальник тюрьмы упрекнул его в том, что проглядел заключенного. Но упрек этот был скорее в бровь, нежели в глаз. Ведь Бугримов знал, что майор Сизов не сидел сложа руки, в рамках возможного контролировал ситуацию, сложившуюся вокруг Карцева.
– Ничего, разберемся.
– Но мужику невинность не вернешь…
Лыпареву легко было говорить. Вот если бы Карцев сидел в подведомственной ему камере, он бы сейчас сам оправдывался перед Андреем.
– А ты чего за его невинность беспокоишься?
– Ну а кто за этих невинных беспокоиться будет? Кто триста тринадцатую ведет?
Камера под номером триста тринадцать была тем самым петушатником, в которую и был определен Карцев. Именно Лыпарев и курировал эту камеру. Тем в общем-то и объяснялся его интерес к новоявленному изгою.
– Вот к тебе я его и определю.
– Да пожалуйста… Только ты, это, в курсе меня держи.
– В курсе чего?
– Ну кто-то же лишил его невинности.
– Почему кто-то? Михалев его фамилия. Рецидивист с пятнадцатилетним стажем. Всю жизнь по зонам, в голове сплошь уголовные понятия. Карцев карточный долг ему вовремя не отдал, тот его и опустил…
– Большой долг?
– Девятьсот тысяч. В отечественной валюте.
– Ничего себе!.. И какой срок был, ну чтобы долг отдать?
– Неделя.
– Михалев твой – полный идиот. Я бы на его месте и месяц бы ждал и два…
– А он деньги получил от жены Карцева. Сначала двое пришли, забрали деньги. Сказали, что от него. Затем еще двое. Тоже от него. Но денег уже не было. Теперь Михалев уверяет, что денег не получал…
– Карцев – полный лох. И его жена такая же дура.
– Не спорю. Михалев развел их обоих. Его люди забрали деньги, его…
– Может, его самого кинули?
– Тогда бы он не стал опускать Карцева.
– Логично… Может, я вызову его к себе, поговорю?
– Ты? Михалева? К себе? – удивился Сизов.
Федя Скачок был прожженным уголовником, Лыпарев всячески избегал общения с такими личностями. А если вызывал их к себе на разговор, то лишь в случае крайней необходимости, и то не по своей инициативе. А тут вдруг служебное рвение проснулось.
– Ну, если ты переводишь Карцева в мою камеру, то мне и с Михалевым разбираться, – смущенно, как будто в оправдание, сказал Лыпарев.