– Кто такие? – полуобернувшись с переднего сиденья, спросил он у Жука.
О конкурентах он узнал только что. От Жука.
– Да вроде как из своих, из местных, – неопределенно ответил тот.
– Стрелу заруби.
– Зарубим стрелу, разборку учиним, и тогда козлам этим писец. Но козлы эти во все это врубают. Не открываются. Как им стрелу-то зарубить?
– Это твои проблемы.
В натуре, пусть Жук крутится. А то засиделись его братки без дела, совсем нюх потеряли.
Вдруг конкуренты – это что-то очень серьезное?
Машина подъезжала к воротам особняка. Тишина, спокойствие вокруг. Ничего подозрительного. Но что-то все же здесь не так.
– Эй, останови, – бросил Фюрер водителю.
«Мерседес» замер на обочине бетонки. Машина с телохранителями остановилась рядом.
– Эти пусть едут.
Автомобиль с «кожаными затылками» двинулся к воротам дома. Они автоматически отъехали в сторону. Путь свободен. Машина въехала во двор, остановилась. Телохранители вышли из нее, направились к дому, скрылись в дверях.
И тут раздался мощнейший взрыв. На какое-то мгновение Фюреру показалось, что он оказался в эпицентре ядерного взрыва.
Особняк превратился в руины. Облако пыли над развалинами. Страшно представить, что было бы с ним, если бы он не дал вовремя команду остановиться.
В доме оставалась Марина. Ну и хрен с ней!..
Да, предчувствие его не обмануло. Конкуренты у него серьезные. Никаких слов – сразу к делу.
– Жук, всех сюда!
Губы дрожали, язык повиновался плохо, но слова эти прозвучали достаточно уверенно.
Кто там у него под рукой? Адольф, Короб, Гиммлер, Мурзила, Лабаз, Эсэс, Сантер, Воняло – это старая гвардия. К ним в придачу десятка два молодняка. Сила у него немалая. Война так война.
Шороху они навели конкретно.
На всех браконьеров из тех, кого знал Борода, наехали. Подъезжали на трех машинах, выходили с автоматами наперевес. Страхотища, жуть. Без особого труда дань на себя перебивали. Только за бабки эти повоевать придется.
Первым нанес удар Толик.
Дождались, когда Фюрер с «быками» с хаты своей отрулит, и вперед. В особняк ворвались, трех охранников на хрен вальнули. Маринку с собой забрали, а дом заминировали. Фейерверк получился что надо. К троим охранникам еще пятерых телохранителей Фюрера приплюсовали. Итого враг потерял восьмерых.
Жаль, Фюрер вовремя опасность почуял, а то бы и его прихватили. Ну ладно, случай еще представится.
Как будто всю свою сознательную жизнь бандитствовал Толик. Матерый волчара он. Все его слушают. Его слово – закон. Даже Борода это признает. Только Макс нос от него воротит. Все больше в его взгляде осуждения. Видно, расходятся их дорожки.
Ну да ладно, он на него не в обиде. Как бы ни сложились их судьбы дальше, они кореши на всю жизнь.
Его банда на трех машинах кочует с места на место. То там переночуют, то здесь. Настоящая партизанская жизнь. И никто не ропщет. Даже Марина. Она кочует вместе с ними. А куда ей деваться? Для Фюрера она уже мертвая. Если вдруг объявится, то станет предательницей. Какое она имела право уйти из дома с другими?..
Да ей и не нужен Фюрер. Ей нужен он, Толик. На него она делает ставку. Не дурак он, все замечает.
Марина – баба с вывихом, с пунктиком. Жизнь без денег для нее не жизнь. По этой причине не за Макса, а за Олега вышла замуж. Потом за Фюрера. Он ведь на белом коне. Кстати, Фюрер и убил ее первого мужа, это уже точно. Скоро на этом же коне окажется он, Толик. Марина это чувствует. Первое время она все на Макса жарко так посматривала, но теперь больше в его сторону поглядывает. За ним сила, за ним власть. Будут и деньги.
Впрочем, они уже есть. Когда особняк Фюрера минировали, сейф у него в комнате из стены вырвали, с собой утащили. Потом вскрыли, а там деньги. Шестьдесят пять штук баксов. Неплохое подспорье. Пять штук Толик себе оставил, столько же Максу отвалил, еще пятерик на толпу распылил. Ну а пятьдесят для одного дела приберег.
Фюрер в бешенстве. Как ошпаренный по Грибовску мечется. Всю кодлу свою на ноги поднял. Его, Толика, ищут. Можно встретиться с ним на стрелке, рамсы развести, да только не резон. У Фюрера толпа втрое больше. Как куропаток его братков перестреляют. Но встретиться надо.
– Во, бля, эти пидоры дали о себе знать, – ощерился Жук.
Это про ублюдков, подорвавших его дом вместе с женой. Неделя прошла с тех пор, а об этих козлах ни слуху ни духу. Как партизаны в кущерях где-то прячутся. Только на браконьеров на лиманах нет-нет да и наедут. Давно уже порядок пора навести.
– Конкретно? – недовольно спросил его Фюрер.
Жук носом роет землю, но найти этих ублюдков не может. Сами они пока не объявились.
– Стрелку нам накинули.
– Ништяк! Где?..
– У Серебрянского лимана. Завтра, в полдень.
– Сколько их?
– Да с десяток наберется.
– Они че, совсем охренели? – рассмеялся Фюрер. – Да я их, мудаков, одним пальцем! Собирай братву.
Завтра он навалится на конкурентов всей своей мощью.
– Да, это, там у них во главе Бугай.
– Какой еще, , Бугай?..
– Да тот самый.
Все встало на свои места. Толик и Максим. Бугай и Макс. Вот они, значит, где объявились. А он их в Сочи, дурак, искал! Ну, теперь им писец.
– Разборка за тобой, – сказал он Жуку. – Мне об эту срань руки марать в падлу.
На самом деле он просто боялся. Не хотелось в этом признаваться даже самому себе, но, увы, это было именно так.
В половине двенадцатого следующего дня Фюрер надел специальные наушники, щелкнул затвором пистолета и прицелился. Выстрелы прозвучали один за другим, все пули попали в мишень. Восьмерки, девятки, десятка.
Если бы на месте мишени были Бугай и Макс, им бы уже не жить. Но им и так не жить. Все три десятка его «быков» двинулись к лиману, на стрелку. Разборка будет короткой и кровавой. Этим уродам не выжить.
Сам он, пока суд да дело, в закрытом тире пистолетом побалуется.
У колдунов и у всяких там им подобных есть одна заморочка. Когда им нужно кого-то со свету сжить, они образ врага в чучело заключают. И начинают это чучело иголками колоть. Он же Бугая и Макса представляет как мишени. Пули вместо иголок. И будет стрелять в них до тех пор, пока не поступит сообщение об их ликвидации.
– Один, два, три, четыре, – считал Толик.
В сторону лимана ехало шесть машин. По пять боевиков в каждой. Все тридцать рыл выставил против него Фюрер. И рассчитывает, урод, на успех. Думает, он с ним в открытом бою сойдется. А хрен ему – не мясо?