— Ш-ш! Бен!
— Он ничего не слышал. Пошли. Впереди «Пакс». Можно будет пообедать там.
— «Пакс»! Это же прелесть!
Подойдя к «Паксу», мы отстояли очередь, чтобы сесть за столик. Тут были в основном туристы из Айовы, Канады или из Японии, и никто, похоже, не смотрел новости и не читал газет, а если кто и читал, то ему было все равно. Посетители сидели за столиками на улице и наслаждались салатами и сэндвичами.
Продвигаясь в очереди, мы наконец подошли к миловидной светловолосой официантке, которая попросила нас подождать еще минутку, и тут я заметил, что на меня таращится какой-то грузный мужчина. Он ел салат с курицей за столиком и читал «Таймс». Мужчина перевел взгляд с меня на газету, затем снова на меня. Затем остановил проходившую мимо официантку и показал ей газету, после чего они оба уставились на меня. Я отвернулся в противоположную сторону.
— Эти двое смотрят на тебя, — сказала Люси.
— Чудесно.
— По-моему, они тебя узнали.
— Знаю.
— Этот тип показывает на тебя.
Корейская пара, стоявшая следом за нами, также уставилась на меня. Наверное, они заметили, как грузный мужчина тычет в меня пальцем. Я улыбнулся и кивнул, и они заулыбались в ответ.
— О господи, — прошептала Люси. — Этот тип показывает газету сидящим за соседним столиком.
— Пожалуйста, вы не могли бы найти нам столик? Любой, в зале или на улице. Первый освободившийся, — тронул я официантку за руку.
— Схожу посмотрю. — Она скрылась внутри.
— Быть может, нам уже пора спасаться бегством, — предложила Люси.
— Очень смешно.
— Мы могли бы уйти. Я ничего не имею против.
— Нет. Ты хотела «Пакс», и мы будем обедать в «Паксе».
Пожилая пара за корейцами принялась крутить головами, пытаясь понять, на кого все смотрят и показывают. Женщина перевела взгляд с меня на тех, кто сгрудился вокруг типа с газетой, затем снова посмотрела на меня. Она что-то сказала своему мужу, и тот пожал плечами. Я повернулся к ним спиной. Грузный мужчина с газетой оживленно беседовал с шестерыми посетителями за соседним столиком, и все не сводили с меня глаз.
— Просто кошмар какой-то, — пробормотал я.
Люси улыбалась.
— Что здесь такого смешного? — спросил я.
— Простите, вы что, какая-то известная личность? — поинтересовалась женщина, стоявшая за корейцами.
— Нет, — ответил я.
— Вы ведь актер, правда? Вы снимались в том сериале, — улыбнулась женщина.
У Люси начался тот приступ беззвучного смеха, когда лицо становится красным и никак не удается взять себя в руки.
— Нет, я не актер, — сказал я. — Честное слово.
— Тогда почему все на вас смотрят?
— Долгая история.
— Если хотите знать, это не слишком-то красиво вот так пренебрежительно обходиться со своим зрителем, — надулась женщина.
— Порой он бывает просто невыносим, правда? Я постоянно ему об этом твержу, — наклонилась к ней Люси.
Я молча уставился на нее.
— Поверьте, не стоит так себя вести, — сказала женщина. — Это очень некрасиво.
— Почему бы тебе не дать ей автограф? — толкнула меня в бок Люси.
— Знаешь, с тобой не соскучишься, — недовольно нахмурился я.
Люси кивнула. Радостно.
— О, это было бы просто замечательно, — обрадовалась женщина и, повернувшись к своему мужу, спросила: — Мерл, у тебя есть ручка?
Она вручила мне ручку и сувенирную салфетку из сосисочной «Джоди Марони». Корейцы о чем-то залопотали между собой по-корейски, и мужчина принялся лихорадочно шарить в сумке.
Взяв салфетку, я наклонился к Люси:
— Ты мне за это заплатишь.
Она отвернулась, чтобы никто не видел ее лица.
— О, я очень-очень на это надеюсь.
— Мама! — вмешался Бен. — Почему все эти люди таращатся на Элвиса?
У пожилой женщины глаза вылезли из орбит:
— Вы Элвис?!
Кореянка протянула мне книжечку для автографов, а ее спутник защелкал фотоаппаратом. Две девушки, сидевшие позади грузного мужчины с газетой, увидев, как я расписываюсь на салфетке, поспешили ко мне, а за ними последовали двое парней из-за соседнего столика. Высокий худой мужчина в противоположном конце зала поднялся из-за стола и направил на меня видеокамеру. Его жена встала рядом с ним. Двое латиноамериканцев, проходивших мимо, остановились, чтобы узнать, в чем дело, и три молодые женщины, судя по виду заглянувшие сюда просто в обеденный перерыв, тоже остановились. Какая-то широкоплечая женщина, указав на меня своей подруге, громко произнесла:
— О, я просто обожаю фильмы с его участием, а ты?
Грузный мужчина с газетой, с которого все началось, встал и ушел. Люси и Бен тоже пошли прочь. Быстро. Несомненно, спешили разбить еще чью-то жизнь.
Толпа разрасталась. Я раздал двадцать два автографа за четыре минуты, и это были самые долгие четыре минуты в моей жизни. В конце концов я взмолился, чтобы меня отпустили, заявив, что очень рад встрече, но президенту Соединенных Штатов срочно нужен мой совет, и я должен идти. После этих моих слов широкоплечая женщина ахнула:
— А я и не знала, что он еще и в политике!
Когда я наконец догнал Люси и Бена, они быстро шли по пешеходной зоне и весело улыбались.
— Люсиль Шенье, — строго и достаточно громко, чтобы они услышали, произнес я, — ты можешь попробовать сбежать, но от меня тебе не уйти.
Люси и Бен рассмеялись и пустились бегом.
Потратив еще сто восемьдесят два доллара шестьдесят четыре цента на сувениры, открытки и подарки, Люси позвонила в Батон-Руж, чтобы узнать, нет ли для нее каких-либо известий. Я также позвонил к себе в контору в надежде выяснить что-либо новое о Притзике или Ричардсе. На автоответчике меня ждало шестнадцать сообщений. Из этих шестнадцати семь были от журналистов, хотевших взять у меня интервью, и пять — от друзей, которые видели меня в новостях. Из оставшихся четырех звонков в двух случаях просто бросили трубку, а два сообщения были от Эллиота Трули. В первый раз брошенная трубка сопровождалась восклицанием, произнесенным женским голосом: «Проклятье!», во второй раз тот же самый голос пробормотал: «Чтоб я провалилась!» Голос был приглушенный и раздраженный. Первое сообщение от Трули с просьбой перезвонить оставила его секретарша из офиса. Второй раз позвонил сам Трули, который сказал: «Коул? Коул, если вы меня слышите, возьмите трубку. Это очень важно». Кажется, Трули тоже пребывал в состоянии крайнего раздражения. Наверное, я так действую на людей.