— А вы не думали, что я была такой же?
Я покачал головой.
— Вы никогда не были Эллен Лэнг.
Она пару минут смотрела на меня, затем тоже пожала плечами.
— Я осталась одна, и мне пришлось несладко. Мной воспользовались. Меня бросили все мои подруги. Их мужья были деловыми партнерами Стэна. Они выбрали деньги.
— Но вы не оставите Эллен.
— Я буду помогать ей всем, чем смогу.
— Похоже, вам пришлось хуже, чем просто несладко.
Она едва заметно кивнула.
— Вам следовало позвонить мне. Мой телефон есть в справочнике.
Она посмотрела мне в глаза и несколько мгновений не отводила взгляда.
— Да. Возможно, следовало.
Она наклонилась, чтобы загасить сигарету в маленькой керамической пепельнице, какие дети делают в школе. На ней были плотно облегающие джинсы, обтягивающая коричневая блузка, не доходящая до пояса, и открытые босоножки на невысоком каблуке. Когда она наклонилась, я увидел загорелую кожу и позвонки. Привлекательная женщина. Джанет взяла стакан, осушила его наполовину, а потом сделала глубокий вдох. Она уже немало выпила.
— А что это еще за глупости про йогу, карате и Вьетнам, которыми вы морочили Эллен голову?
— Вы что, все друг другу рассказываете?
— Друзья должны держаться вместе. — У нее уже начал заплетаться язык. — Вы выглядите слишком молодым для Вьетнама.
— Когда я вернулся, я стал похож на старика.
Она улыбнулась. Ее улыбка тоже была пропитана спиртным.
— Питер Пэн. Вы сказали Эллен, что хотите быть Питером Пэном.
— Хм.
— Чушь. Вечно оставаться маленьким мальчиком.
— Дело тут не в возрасте. Детство. Все хорошее осталось в детстве. Невинность. Верность. Правда. Вам восемнадцать. Вы сидите на рисовом поле в луже воды. Многие парни сдаются. Я решил, что восемнадцать — это слишком мало, чтобы стать стариком. Я работаю над собой.
— Поэтому в ваши тридцать пять вам все еще восемнадцать.
— Четырнадцать. Я считаю, что это идеальный возраст.
Левый уголок ее рта начал подергиваться.
— Стэн, — сказала она, и у нее смягчилось лицо. — Стэн сдался. Только вот он не может винить за это Вьетнам.
— Войны бывают разные.
— Разумеется.
Я промолчал. Она задумалась. Закончив думать, она сказала:
— А как вам удалось получить такое имя — Элвис? Вы родились еще до того, как Элвис Пресли прославился.
— До шести лет меня звали Филипп Джеймс Коул. Потом моя мать увидела на концерте Короля. На следующий день она переименовала меня в Элвиса.
— Официально?
— Совершенно.
— О господи. А вы не думали вернуть себе настоящее имя?
— Это же она меня так назвала.
Джанет Саймон покачала головой и снова посмотрела мне в глаза. Сейчас, когда она немного расслабилась благодаря спиртному, она казалась сильнее. И сексуальнее. Она скрестила ноги и начала раскачиваться. Еще немного выпила.
— А вы были ранены?
— Во время войны.
— Больно было?
— Сначала кажется, будто тебя сильно ударили, потом начинает ужасно жечь и напрягаются мышцы. Я был не слишком серьезно ранен, поэтому сумел с этим справиться. Другим ребятам пришлось хуже.
— Значит, наверное, Морту было больно.
— Если сначала ему стреляли в голову, он ничего не почувствовал. Если нет, тогда ему было очень больно.
Она кивнула и поставила стакан на каминную полку. Он опустел, если не считать кусочков льда на дне.
— Если Эллен спросит, пожалуйста, не говорите ей того, что сейчас мне сказали.
— Я не собирался.
— Ах да, я забыла. Вы же у нас нежный и чувствительный.
— А еще храбрый, честный, не эгоистичный. Поэтому когда-нибудь стану настоящим мальчиком, как обещала Пиноккио сама Голубая Фея.
Она довольно долго на меня смотрела, затем глаза у нее покраснели, и она отвернулась к окну. Я видел, как по улице прошли три девочки, одна из них со скакалкой в руках. Они смеялись, но мы были слишком далеко и не слышали их смеха. В доме царила тишина.
— Эллен никогда не возвращается домой раньше четырех, — прошептала она.
Было без пяти три.
— Вы меня слышали? — спросила она, не поворачиваясь.
— Да.
Джанет Саймон начала дрожать и вдруг расплакалась. Я подошел к ней и позволил поплакать у себя на груди. Так же, как позволил вчера Эллен. На сей раз я почувствовал возбуждение. Я попытался взять себя в руки, но она прижималась ко мне. Потом подняла голову, и ее губы нашли мои — и все.
Она прижималась к моим губам с такой силой, что мне стало больно, она даже умудрилась меня укусить. Она была гибкой и сильной. Я поднял ее, унес от окна и положил на пол. Джанет быстро сбросила одежду, пока я закрывал на замок дверь. У нее оказалось стройное загорелое тело с маленькой грудью и изящными ребрами.
Она кончила дважды, быстро опередив меня. Она кусалась и царапала мне спину и постоянно твердила: «Да». Когда все закончилось, мы лежали на спине, вспотевшие, тяжело дышали и смотрели в потолок. Затем, не говоря ни слова, Джанет встала, собрала одежду и исчезла в коридоре. Через пару минут я услышал шум воды.
Я оделся и отправился на кухню за стаканом воды. Когда я вернулся в гостиную, Джанет Саймон уже была там.
— Ну, — сказала она.
— Ну, — ответил я.
Зазвонил телефон. Джанет взяла трубку, а я выглянул в окно. Светло-зеленого «субару» все еще не было видно. И Эллен Лэнг тоже. Никаких мальчишек на велосипедах или маленьких девочек со скакалками. Жизнь сосредоточилась по эту сторону двери.
Джанет повесила трубку и сказала:
— Это девочки. Они в школе. Эллен за ними не приехала.
Я взглянул на часы. Три двадцать две.
— Когда заканчиваются уроки?
— В два сорок пять. — Джанет было явно не по себе. — Девочки хотят, чтобы я их забрала.
— А вы сможете вести машину?
Она наградила меня напряженной и совсем невеселой улыбкой.
— Я протрезвела.
Я кивнул.
— А я подожду Эллен здесь.
— Что сказать им про Морта?
— Ничего. Пусть это сделает их мать.
— Но она за ними не приехала.
— Ей сейчас трудно, и голова занята самыми разными мыслями.
Мы некоторое время постояли, не приближаясь друг к другу. Потом Джанет кивнула и ушла. Я вернулся в кресло и выпил свою воду. Затем я встал, подошел к большому окну и принялся наблюдать за подъездом к дому. Эллен Лэнг не появилась.