В понедельник утром перед посадкой в самолет она купила английскую газету. Разумеется, номер был вчерашним, «Санди телеграф», и в нем Натали прочла о том, что погибшим мужчиной, жертвой так называемого «убийцы из кинотеатра», был Джеффри Лич.
Большинство людей, даже самых закаленных и опытных, испытывают некую внутреннюю дрожь, трепет или приступ ностальгии, узнав о смерти бывшего любовника. Натали никогда не любила Джеффа, но он ей нравился, и она получала удовольствие от его общества, его красоты, хотя прекрасно понимала, что ее просто используют. И вот в расцвете лет он встретил ужасную смерть от руки какого-то безумца. Бедный Джефф, мысленно повторяла Натали, и надо же было такому случиться. Бедный Джефф.
Ужасная смерть ждала его примерно через час после их расставания на Веллингтон-стрит. Сидя в самолете с газетой на коленях, Натали вспоминала, как они вышли из ресторана и Джефф предложил ей пойти в кино. Согласись она, может, все сложилось бы иначе? Она могла выбрать другой кинотеатр. С другой стороны, ее тоже могли убить.
Мужчина, с которым — как Натали призналась Джеффу — она была очень счастлива, встречал ее в аэропорту Хитроу. За обедом Натали ему все рассказала. Он тоже был журналистом, хотя и другого плана, и поэтому прекрасно понял, что она имеет в виду, говоря, что тут не все чисто.
— Бедный Джефф выглядел каким-то странным, когда речь зашла об этой его Зилле. Мне показалось, виноватым. Нет, скорее не виноватым, а старающимся что-то скрыть. Есть тут что-то сомнительное. Подозреваю, что они не разводились. Очень похоже на Джеффа.
— Это легко проверить.
— Конечно, я проверю. Не сомневайся. Уже поручила помощнице. Позвонила ей из самолета.
— Ты своего не упустишь, любовь моя.
— Но мне кажется, сначала нужно позвонить в полицию и сообщить, что в пятницу я обедала с Джеффом.
Натали была не одинока в своем убеждении, что в истории с Джеффом не все чисто. Полицейских, проводивших расследование, не удовлетворили объяснения Зиллы относительно письма, отправленного Джеффри Личу. Они не поверили, что слово, которым он называл бывшую жену во время неожиданного визита в жилой комплекс «Сады аббатства», когда украл у нее карту «Виза», было «корова». Зилла Мэлком-Смит не стала бы тревожиться из-за него. А она встревожилась и выглядела очень напуганной. Вне всякого сомнения, такая женщина не станет отправлять письмо с утверждением, что она не «корова». Однако Зилла написала Джеффри Личу под воздействием… чего? Вины? Сильного страха? Ужаса перед разоблачением? Вполне возможно.
Расспросив Натали, полицейские остались довольны, что постепенно выясняется, как Джеффри Лич провел день перед визитом в кино. Кроме того, Натали могла рассказать о его прошлом, которое они тоже начали раскапывать. Так, например, в Куинз-Парк он жил сразу после женитьбы, а, кроме жены, до Натали у него было много женщин, причем все с собственными квартирами и возможностью содержать его. Натали сообщила уже известные им факты о Фионе Харрингтон и Зилле Мэлком-Смит, а также кое-что новое: когда больше года назад она рассталась с Личем, тот снова переехал в район Куинз-Парк, на этот раз на Харвист-роуд, и, вне всякого сомнения, нашел там себе другую женщину.
Миссис Мэлком-Смит повторно вышла замуж в марте. Развод состоялся предыдущей весной. По крайней мере, по ее словам. И поскольку речь шла о детях, их опеке и содержании, то развод не мог быть простым и быстрым. Слово, которым ее называл Лич и которое вызывало такой ужас, вполне могло быть связано с разводом — с каким-то фактом, который открылся в результате бракоразводного процесса или стал его следствием. Проверить все это будет легко: нужно начать с января минувшего года и закончить сегодняшним днем.
У жены сержанта сохранился номер журнала «Телеграф» со статьей Натали Рекмен; она принадлежала к породе людей, которые почти ничего не выбрасывают. Сержант не читал статью, но теперь пришлось. Особый интерес у него вызвал абзац, в котором сообщалось, что миссис Мэлком-Смит как будто провела первые двадцать семь лет жизни в Лонг-Фредингтоне в полном одиночестве и изоляции, без работы и без мужчин. Никаких упоминаний о бывшем муже или детях.
Супруги Мэлком-Смит вели себя, мягко выражаясь, странно. Не нашлось ни одного человека, видевшего члена парламента в Фредингтон-Крус в пятницу или субботу, однако двое свидетелей заявили местному констеблю, что весьма приметной машины, которую хозяин обычно оставлял у парадного входа своего дома, в пятницу в девять утра там не было. Почтальону, доставившему посылку в субботу, в 8.45 утра, пришлось вернуть ее на почту, поскольку никто не открыл ему дверь. Айрин Уинси, пришедшая убирать дом полчаса спустя, обнаружила, что в доме никого нет, а постель Джимса осталась неразобранной, и в ней явно не спали.
Швейцары в жилом комплексе «Сады аббатства» не видели мистера Мэлком-Смита с полудня четверга до вечера воскресенья. Но самым неприятным для Джимса был звонок в полицию метрдотеля ресторана «Золотой олень» в Кастербридже, сообщившего, что располагает информацией, которая, как ему сказали, может быть интересна полиции: мистер Мэлком-Смит отменил заказ на столик для ленча. Председатель благотворительного общества по имени Айво Кэрью неохотно подтвердил это, употребив несколько весьма красноречивых эпитетов в отношении метрдотеля «Золотого оленя».
Не представляя, какой сюрприз его ждет, Джимс произнес речь в Палате общин, называя консерваторов партией традиционных ценностей и в то же время оплотом терпимости, ответственности и истинной свободы. Квентин Леттс [41] процитировал эти слова в «Дейли мейл» (остроумно, с несколькими лицемерными комментариями), и по Вестминстерскому дворцу поползли слухи, что член парламента от Южного Уэссекса получит должность заместителя министра. Разумеется, в теневом кабинете, что, конечно, составляло существенную разницу.
Тем не менее Джимс считал, что полицейские глупы и, возможно, не решатся еще раз беспокоить такую важную персону, поместного дворянина. Он был так молод, так красив и так богат. Ночью ему приснился еще один вариант сна, который время от времени посещал его: он спускается по ступенькам дома номер десять по Даунинг-стрит [42] к ожидающим его корреспондентам, под руку с Зиллой, самой молодой и красивой из первых леди на памяти нынешнего поколения. Бог на небе, подумал Джимс, и все более или менее в порядке на земле [43] .
Зилла чрезвычайно удивилась, обнаружив, что не очень-то опечалена смертью Джерри. Неужели она его любила? Похоже, года, проведенные вместе с ним — или рядом с ним, — были просто потерянным временем. Конечно, у нее остались дети, и от этого никуда не денешься. Вернувшись к привычному порядку вещей, когда нужно сначала отвезти детей в школу, а потом забрать их, она чувствовала полное безразличие к кому бы то ни было, кроме себя и их. Первую половину дня Зилла была свободна и могла делать все, что захочет. Она выбросила из головы полицию и даже забыла о Джимсе и трудностях, которые муж, казалось, специально создавал для нее, и просто наслаждалась трехчасовым одиночеством. Свою свободу она отпраздновала покупкой платья от Кэролин Чарльз и шляпки от Филиппа Трейси — для предстоящего приема в королевском саду.