Ведущий уставился на нее, словно на какое-то экзотическое животное в зоопарке, окапи или ехидну.
— Добро пожаловать на программу «К завтраку», Зилла, — сказал он. — Поведайте нам, как это: быть вдовой, женой и двоемужницей одновременно. Такое случается с немногими женщинами, правда?
— Нет, — ответила Зилла. — С немногими. — Ничего другого она не смогла придумать.
— Что ж, давайте начнем с двоебрачия, а? Возможно, вы принадлежите к той категории людей, которые не одобряют разводы. Вы не католичка?
— Нет. — Ее голос был тонким и срывался. А вдруг ее смотрит мать?! Эта мысль только что пришла ей в голову. — Мой муж… мой первый муж… говорил, что мы разведены. А мой муж… я имею в виду своего нынешнего мужа… тоже говорил, что я разведена. — Что бы ни случилось, нужно держаться этой версии. — Я думала, что разведена.
— Но во время венчания с Джимсом в часовне Палаты общин, — в его устах это звучало как собор Святого Петра в Риме, — вы сказали викарию, что не замужем. Что вы одиноки и ваше сердце свободно, так?
Почему раньше никто не обратил на это внимания? Голос Зиллы дрожал.
— Джеймс… Джеймс считал, что так будет лучше. Джеймс сказал… Я не знала, что поступаю дурно. Я думала… я…
— Ладно, неважно. В скором времени все разрешилось — после трагической гибели вашего первого мужа в кинотеатре. Конечно, это ужасно, однако все случилось как нельзя кстати. Как вы отреагировали на его смерть?
Отреагировать — здесь и сейчас — ей хотелось слезами. Зилла ничего не могла с собой поделать. Она ощущала себя загнанной в угол, откуда единственный выход — тюрьма. Наклонившись вперед, чтобы больше не видеть этого ужасного бородатого лица, она уткнулась лицом в колени и всхлипнула. Зилла не видела и не слышала, что он говорил или делал, что делали операторы или звукорежиссеры. Почувствовав, как кто-то коснулся ее плеча, она резко выпрямилась, откинула голову назад и зарыдала. Добрая женщина-ведущий взяла ее под руку, помогла встать. Кажется — из-за бороды трудно было точно определить, — Себастьян улыбался. Зилла слышала, как он что-то говорит телезрителям насчет того, что бедняжка убита горем. Под взглядом телекамер она сделала то, чего больше всего боялась, — споткнулась и чуть не упала. Покидая сцену — плача и прихрамывая, — она услышала шепот оператора: «Отличные кадры. Мечта ведущего».
Телевизионная программа стала последней каплей — Зилла поняла, что битва проиграна. В «Сады аббатства» она вернулась на такси. Было только девять часов. Дети смотрели телевизор, и она узнала канал, на котором недавно появлялась сама.
— Ты специально? — спросила Евгения. — Плакала и упала?
— Конечно, нет. Я была расстроена.
— Что он имел в виду, когда говорил о трагической смерти твоего первого мужа?
Зилле не приходило в голову, что дети будут смотреть эту программу и из нее таким ужасным образом узнают о смерти отца. Глядя в красивое, встревоженное, укоризненное лицо дочери, она поняла, что ребенок знает, но все равно не могла признаться ей. Не теперь, когда она сама переживает такое.
— Вот почему мы его не видим, — заключила Евгения.
— Я расскажу тебе потом, обещаю.
— У тебя все лицо в туши.
Зилла сказала, что сейчас умоется, и спросила, где Джимс.
— В постели. Он не ушел и не бросил нас одних, если ты об этом думаешь.
Она хотела сказать дочери, чтобы та не смела разговаривать с ней таким тоном, но не решилась. Зилла с ужасом подумала, что боится своего семилетнего ребенка. Тем не менее это правда. А что будет, когда Евгения подрастет? Будет вертеть матерью, как захочет, станет главной в доме. Уиллоу Коттедж, Лонг-Фредингтон, Дорсет. Зилла поняла, что придется туда возвращаться. Консультироваться с адвокатами не имеет смысла. Джордан снова заплакал. Наверное, сын хныкал давно, все время, пока она разговаривала с Евгенией, но Зилла настолько привыкла к его плачу, что уже не замечала. Через час они должны быть на приеме у детского психолога.
— Мы никогда ее даже не видели, — возмущенно сказала Мишель. — И понятия не имеем, кого вы имеете в виду. Бездомная женщина никогда не спала на клумбе перед нашим домом.
— Не бездомная, Мишель, — поправил ее мистер Уголовный Розыск. — У нее был дом. В этом-то все и дело. На Джакарта-роуд. А вы, Мэтью? Вы ее помните?
Когда пришли полицейские, Мэтью писал свою колонку для газеты. Они не предупредили о своем визите. В голову невольно приходила мысль, что полиция рассчитывала застать супругов Джарви врасплох. Возможно, планирующих следующее убийство или избавляющихся от орудия преступления.
— Я старомодный человек, — сказал он, — и предпочитаю, чтобы вы не называли нас с женой по имени. Вы этого не делали во время нашей первой беседы, и мне ничего не остается, как прийти к выводу, что с тех пор по какой-то причине мы лишились вашего уважения.
Мистер Уголовный Розыск пристально посмотрел на него.
— Не буду, если это вам неприятно. Большинство клиентов говорят, что это создает дружескую атмосферу.
— Но мы не клиенты, правда? Мы подозреваемые. А что касается вашего вопроса, то я не помню миссис Дринг. Насколько мне известно, я ее никогда не видел. Вы удовлетворены?
— Мы хотели бы осмотреть дом.
— Нет! — не задумываясь, вскрикнула Мишель.
— Мы можем получить ордер, миссис Джарви. Ваш отказ просто приведет к задержке.
— Если моя жена согласна, — устало сказал Мэтью, — я не буду возражать.
Мишель пожала плечами, потом кивнула. Неделю назад она не могла представить, чтобы их с мужем подозревали в насильственном преступлении, но теперь без особого труда поняла, какими глазами должен смотреть на них мистер Уголовный Розыск. И даже воображала их с Мэтью портреты в галерее казненных злодеев, которую кто-либо соберет в будущем. Преступная парочка: он худой, словно скелет, с лицом, похожим на череп, как у Эйхмана или Кристи, человек, который намеренно морит себя голодом и зарабатывает на жизнь статьями об анорексии, — и она, колыхающаяся груда сала с обманчиво красивым лицом, утопающим в складках жира. На эти образы самой себя и обожаемого мужа, нарисованные воображением Мишель, никак не влиял тот факт, что после начала телевизионного проекта Мэтью с каждым днем ел чуть больше, а она сама после первого появления полиции не могла проглотить больше дольки фруктов и кусочка цыпленка. Мишель по-прежнему представляла себя и мужа гротескными фигурами.
Начался обыск. Четверо полицейских распределились по дому. Они не говорили, что ищут, а никто из супругов Джарви не снизошел до расспросов. Утром прошел дождь, но день был теплым и солнечным. Мишель и Мэтью вышли в сад, который — перед домом и позади него — представлял собой просто лужайку, окруженную кустами без цветов, и, взявшись за руки, сели на подвесную скамейку. Оба молчали, но думали о Фионе.
Соседка ушла на работу в восемь тридцать, как обычно. Теперь Мишель считала ее легкомысленной. Несмотря на то, что они с Мэтью влюбились друг в друга с первого взгляда, она отказывалась верить в искренность чувств Фионы к человеку, знакомство с которым было таким недолгим. И какому человеку! А теперь Фиона отправилась в свой банк зарабатывать деньги для себя и клиентов, даже не подумав о людях, которых объявляла своими друзьями и на которых навлекла подозрения. Наверное, ей некуда девать деньги, потому что при последней встрече Фиона сказала, что возместит убытки двум женщинам, которые пострадали от Джеффри Лича. Мишель больше не верила, что соседка раскаивается в своем поступке, и нисколько не удивилась бы, если бы та, увидев по телевизору репортаж об убийстве Эйлин Дринг, позвонила в полицию и сообщила, что Джарви знают погибшую женщину. Они знакомы с обеими жертвами — не слишком ли много совпадений?