Мадам Франсин Анри оказалась дамой предпенсионного возраста — видимо, поэтому ее оставили в Париже, когда Национальная школа управления переехала в Страсбург. Мадам Анри, почти тридцать лет заведовавшая рекламой ЕНА, работала теперь в этом необычном парижско-мавританском особняке, построенном когда-то для обучения управляющих французских колоний в Африке и Индокитае. Несколько лет назад здание забрала ЕНА под международное отделение, и сейчас это была единственная часть Национальной школы управления, оставшаяся в Париже.
Мадам Анри провела Маклеода во внутренний двор, скорее подходящий марокканскому riad, [57] чем парижскому вузу. Заостренные арки окон тремя ярусами поднимались до самой крыши. Квадратный газон затеняли две высокие серебристые березы. Узорчатый фриз из зеленой плитки опоясывал здание, отделяя первый этаж от второго.
— Прелестный тихий уголок, не правда ли? — восхитилась мадам Анри. — Трудно поверить, что за стеной Париж. — Она показала куда-то на угол здания: — Отсюда не видно из-за ската крыши, но под коньком есть живописное панно с именем Шельшера. Представляете, какое совпадение!
— Да, — согласился Энцо.
— Международное отделение назвали в честь Шельшера, пламенного борца против колониальной несправедливости.
— Что ж, в этом есть логика.
— Знаете, вам очень повезло, — сказала мадам Анри. — Почти все архивные материалы увезли в Страсбург, но, как мне кажется, сообразили, что на все не хватит места, и оставили архив выпуска Шельшера здесь. Поэтично, не правда ли?
— Безумно. С вашей стороны очень любезно оказать мне помощь…
— Это самое меньшее, что мы можем сделать, печально ответила мадам Анри. — Я прекрасно помню молодого Гуго д’Отвилье. Это была выдающаяся личность! Потрясающий интеллект! Какой ужасный удар для семьи…
Для своего возраста мадам Анри была довольно привлекательной. Она держалась со старомодной церемонностью, но ее теплые карие глаза светились теплом и сочувствием. Энцо стало неловко за свой обман.
— Да, — сказал он. — Для них станет большим утешением получить любые памятные документы, которые вы сможете предоставить…
Через широкую арку они попали в узкий длинный коридор, увешанный картинами. Войдя в вестибюль за стеклянными дверями, они спустились на несколько пролетов по мрачной темноватой лестнице.
— Здесь можно выйти на улицу, — пояснила мадам Анри, указывая на дверь внизу. — Это был отдельный вход для иностранных студентов, живших на верхних этажах. — Она открыла дверь слева, за которой начинались ступеньки, уходящие в темноту. Мадам Анри щелкнула выключателем, и они с Маклеодом спустились в подвал.
Это была настоящая кроличья нора, правда, с массивными кирпичными сводами, поддерживающими здание. Вдоль стен тянулись полки с плотными рядами папок, книг и коробок с бумагами. Мадам Анри указала на длинный ряд рычагов вверху на фасадной стене. Под каждым красовалась изразцовая табличка с названием — Sejour, Salle a Manger, Cuisine… [58]
— Это оригинальные механизмы, открывающие систему отопления и вентиляции здания, — пояснила мадам Анри.
Маклеод шел за ней по тускло освещенному коридору.
— Столько истории заперто в этом подвале! Иногда я досадую — зачем это все хранить, а потом приходит кто-нибудь вроде вас, и сразу становится понятно зачем. — Мадам Анри остановилась и принялась что-то искать среди папок на верхних полках, расставленных в алфавитном порядке. — Прелюбопытнейшая вещь — история. Возможно, вы не догадываетесь, что это здание построено на месте бывшего монастыря, основанного монахами ордена картезианцев в тысяча двести пятьдесят седьмом году. Камень добывали здесь же, под землей, и постепенно создали целую сеть тоннелей и комнат. Непосредственно под тем местом, где мы сейчас стоим, монахи варили пиво и дистиллировали ликер. Вы, конечно, слышали о зеленом шартрезе? Так вот, его делали здесь, прямо у нас под ногами. — Мадам Анри медленно шла вдоль одной из полок. — А, вот. Нашла. — Она вытянула коробку, неотличимую, на взгляд Маклеода, от других. — «Шельшер». — Водрузив на стол, мадам Анри открыла ее и принялась проворно перебирать подшивки документов. Вскоре она удовлетворенно воскликнула: — Ага! — и подняла фотографию. — Я знала, что где-нибудь снимок да найдется.
Энцо напрягал глаза, силясь разглядеть что-нибудь в тусклом свете на черно-белой фотографии, похожей на тысячи других групповых снимков учеников и учителей. Примерно сотня студентов со своими преподавателями сидят и стоят в пять рядов перед длинным зданием, улыбаясь в камеру. Под снимком значилось: «Выпуск имени Виктора Шельшера, 1994–1996».
Он сразу заметил Гейяра, сидевшего почти в середине первого ряда со слегка скучающим видом, сложив руки на коленях и скрестив ноги. Ни Гуго, ни Рока Энцо с первого взгляда не нашел.
— Наверху я сделаю вам копию, — сказала мадам Анри, торжествующе помахав извлеченной со дна коробки видеокассетой с надписью «1994–1996». — По традиции, студенты вели видеолетопись своего выпуска. Любительская съемка скверного качества, но я уверена, что Гуго обязательно где-нибудь мелькнет. Если подождете двадцать минут, я перепишу для вас кассету.
— Вы очень добры, — искренне отозвался Энцо. — А не найдется у вас списка студентов выпуска Шельшера? Может, родственники захотят с кем-то списаться или позвонить…
— Список есть в справочнике. Это-то легче всего.
Сидя в удивительно тихом квадратном дворе, куда солнечные лучи соскальзывали по остроконечным крышам, и поглядывая на делегатов проходившей в амфитеатре конференции, мелькавших за стеклянными дверями, Маклеод изучал копию фотографии, любезно сделанную для него мадам Анри. Среди множества лиц он уже нашел Гуго д’Отвилье и Филиппа Рока и теперь рассматривал остальных, задаваясь вопросом, кто еще участвовал в убийстве своего учителя. Молодые смеющиеся лица казались такими юными и невинными… Он пробежал глазами список, где значились Гуго д’Отвилье, Филипп Рок и еще сто двенадцать имен. Теперь у него есть фотографии и имена предполагаемых убийц Гейяра, двое из которых мертвы. Сможет ли он когда-либо разоблачить остальных? И сколько времени они проживут после этого?
Во двор торопливо вышла мадам Анри. Энцо поднялся ей навстречу.
— Вот, — протянула она большой коричневый конверт с видеокассетой. — Все готово.
Энцо сунул в конверт фотографию и список имен.
— Огромное вам спасибо, мадам.
— О, это самое меньшее, что я могу сделать, — сочувственно улыбнулась мадам Анри. — Пожалуйста, передайте семье мои искренние соболезнования.
От Обсерватуар до подземной парковки на улице Сен-Жак было меньше пяти минут ходьбы. Саквояж Энцо, с которым он ездил в Отвилье, так и лежал в машине. Маклеоду хотелось переодеться: целый день проходил в рубашке и слаксах Раффина, в свое время оставленных журналистом у Шарлотты, — вещественное подтверждение романа, о котором Энцо знать не хотелось. Кстати, в спальне Шарлотты нашлась чуть не половина гардероба журналиста. Энцо претила мысль, что с Раффином она занималась любовью с такой же энергией и страстью, однако у них был длительный роман, и с этим приходилось смириться.