Возвратившись домой, она застала Джейсона на полу кухни за рисованием. У него получилось нечто, похожее на женщину с кудрявыми волосами. Мопса протирала лакированную мебель по всей комнате, напевая себе под нос какой-то церковный гимн. Она высказала недовольство — хоть и весьма сдержанно — тем, что Бенет ушла, не оповестив ее, и поэтому они с Джейсоном беспокоились о ней.

«Что мне делать?» — размышляла Бенет. На обдумывание оставалось все меньше времени. — «Хочу ли я увидеть собственную мать на скамье подсудимых? Какова бы она ни была, но, к несчастью, по документам она моя родная мать. Готова ли я отправить ее в тюрьму или навечно в сумасшедший дом? Не думаю, что я выдержу всю эту процедуру от начала до конца».

Бенет устроилась на стульчике у окна и раскрыла первую из двух приобретенных ею книжек. Описанные в «Синдроме» истории из жизни читать было не только больно. Они мгновенно ввергали в депрессию. Самая длинная и самая насыщенная подробностями история была о мальчике, которого автор, скрывая его настоящее имя, по жуткому совпадению окрестил Джеймсом.

Мопса облачилась в голубой дождевик, повязала голову шарфом и вывела Джейсона на прогулку.

Телефон звонил дважды, но Бенет не брала трубку. Было невозможно даже вообразить разговор с кем-то посторонним, из внешнего мира, не связанным с ее замкнутым мирком. Или говорить с тем, кто не знал бы, что случилось с Джеймсом…

— Когда ты думаешь возвращаться домой?

Мопса дернулась, будто ее ударили.

— Ты так торопишься избавиться от меня?

— Когда тебе надо в больницу?

— В пятницу утром.

— Значит, самым правильным будет, если ты улетишь в субботу, — решила Бенет. — Не сочти, что я выгоняю тебя, но мы должны что-то предпринять по поводу этого ребенка. Причем ради твоего же блага. Я подожду, пока твой самолет взлетит, а затем передам его полиции. Тебя уже не будет в стране. И, чтобы успокоить тебя, скажу, что у нас с Испанией нет договора об экстрадиции. Они не выдадут тебя английским властям.

— Но у меня обратный билет только на среду следующей недели.

— Я куплю тебе билет на субботу.

— Ты готова потратиться? Ведь это самолет, а не автобус.

Бенет промолчала. То, что она повела себя так решительно, ей самой показалось чудом. Для чего были все ее сомнения и терзания, в результате которых она пришла от отчаянного желания немедленно вернуть Джейсона семье к хладнокровному выводу, что надо продержать его в своем доме еще четыре дня. Зачем? Для спасения Мопсы от унижения, от судебной процедуры и заслуженного наказания?

Частично, да. Но была еще и другая причина, чтобы не торопиться с возвращением Джейсона.

Весь вчерашний день, урезонивая Мопсу и даже дойдя до грани яростной ненависти и собственного нервного срыва, Бенет все-таки думала о матери мальчика, о женщине примерно ее лет, выступившей по телевизору с просьбой вернуть ей сына. Конечно, со стороны Бенет было чудовищно жестоко держать эту женщину в напряжении, в неведении лишний день, лишний час, даже лишний миг.

Но потом она, купая Джейсона, увидела следы побоев и пыток на его теле, а затем прочла книжки, которые ей на многое открыли глаза.

И она собирается как можно скорее вернуть его в тот же мир? В качестве злодея ей рисовалась не столько Кэрол Стратфорд, а скорее ее двадцатилетний приятель, Барри Махоун. В книжках приводились истории о молодых отчимах и сожителях. Бенет мысленно составила портрет этого Барри, здорового, привлекательного внешне, но, вероятно, безграмотного, тупую скотину с могучими кулаками. Возможно, крепко пьющего, склонного к насилию.

Ребенок вполне мог раздражать такого типа, тем более рожденный не от него.

Разве она не видела собственными глазами на нежной детской коже ожоги от сигарет и шрам, оставленный после удара каким-то острым предметом?

Ей нужно было время, чтобы как следует подумать. За эти четыре дня она выработает решение, как обставить возвращение Джейсона в семью. Кто-то должен быть извещен, какому обращению подвергался мальчик дома. У самой Бенет позиции слишком слабые, чтобы надавить на его родных и начать против них наступательные действия. Но возврата к прежнему не должно случиться. Иначе мать не получит своего сына обратно.

Сердце Бенет ожесточилось против Кэрол Стратфорд. Мопса была объектом ее тревоги и дочернего сочувствия, собственное состояние внушало ей беспокойство. Джейсон был беззащитной жертвой, и Бенет не могла не жалеть его, но Кэрол, у которой двое старших детей уже были отняты по закону, стала заочным врагом Бенет.

10

Джейсон числился пропавшим уже целую неделю.

Барри должен был как раз в среду вернуться на работу. Если бы Джейсон являлся его ребенком или брак с Кэрол был официально зарегистрирован, Барри имел бы право взять отпуск за свой счет и предоставить Кену мрачную перспективу вкалывать без напарника. Но подводить Кена без достаточных оснований ему не позволяла совесть, а тем более переход в категорию безработных не сулил ничего хорошего. Работа везде отыскивалась с трудом. Кен, разумеется, крепко подумает, но потом, со свойственным ему тактом, намекнет, что есть новая кандидатура напарника, а может, решится работать самостоятельно.

Барри предложил Кэрол оформить их брак. Это предложение исходило от него не впервые, а повторялось уже раз пять-шесть. Они были близки, как два моллюска в одной раковине, но с пропажей Джейсона что-то между ними разладилось. Они уже больше не занимались любовью. Ему не доставляло удовольствия касаться ее тела, хотя в сексуальном плане Кэрол была по-прежнему агрессивна. Она хотела его, а он ее — нет.

У Кэрол был солидный запас снотворного, и она глотала его с радостью, когда у них ничего не получалось.

Часто Барри приподнимался на кровати и смотрел на спящую женщину, любуясь ее разметавшимися кудрями. И боялся разбудить ее, чтобы она не спросила, кто ты такой и почему лежишь со мной рядом в одной постели?

Перейдя Китайский мост и вновь увидев свет в их окошке, он был все еще счастлив. Он застал ее нарядно одетой, накрашенной в меру — ту Кэрол, которую любил уже полгода.

Ничто не мешало им провести отличный вечер. Но почему не дома? Барри даже не решился признаться, что рассчитывал поужинать вдвоем. У них давно лежала в холодильнике копченая индейка, а бутылку турецкого вина он купил по дороге.

— Давай поженимся, Кэрол, — сказал он. — Если мы примем такое решение сейчас, то через три недели официально будем мужем и женой.

Она выдержала паузу.

— Если ты станешь моим мужем, я уже не смогу опираться на другое, более крепкое плечо.

— Я уж как-нибудь позабочусь о тебе.

— Ты и так заботишься. Что изменится в моей жизни?

Она пожелала уязвить его.

— Не твой ребенок пропал. Может, ты специально его убил.