Когда закончилась эта история, он назвал ее «Детским Крестовым походом», потому что дети сыграли в ней важную роль. Хотя дети здесь на самом деле ни при чем. Никто из них физически не пострадал, ни у кого ничего не болело, никто даже не плакал больше обычного для такого возраста. А моральный ущерб, душевные муки и эмоциональные потрясения — вещи совсем иного порядка. Кто знает, какое впечатление производят на детей определенные зрелища и к чему это может привести в будущем? Если вообще приведет. Возможно, неприятности закаляют характер, как принято считать. В конце концов, наш мир довольно суров, и понять это мы можем еще смолоду. По словам Фрейда, в детстве каждый человек несчастен. Но некоторые, думал Вексфорд, несчастнее других.
Эти дети, крестоносцы, стали свидетелями. По мнению многих взрослых, детей нельзя привлекать к даче показаний. Существует даже такой закон. Но как уберечь их от того, что они невольно могут увидеть? Дочь Вексфорда, Сильвия, социальный работник, однажды призналась ему, что, насмотревшись на службе всякого, пришла к выводу, что всех детей нужно забирать у родителей сразу после рождения. Однако попытайся какой-нибудь доброхот или коллега по работе отнять сыновей у нее самой, она бы вцепилась в него зубами и когтями.
Дети, о которых идет речь и о которых постоянно думал Вексфорд, родились в Кингсмаркэме, а также в других небольших городах и деревнях, в разных семьях — тех, которые пресса величает своим излюбленным словечком «низы», в богатых, иначе говоря, «сливках общества», и среднего класса. Имена, данные им при рождении или крещении, были очень популярны в восьмидесятых и девяностых: Кайли и Скотт, Гарри и Ли, Саша и Санчия.
В одном из классов Кингсмаркэмской средней школы Святого Петра считалось бестактным посылать за чьим-нибудь отцом, так как большинство детей не знали, кто их отец. Выросшие на хлопьях, чипсах, шоколадных батончиках и фаст-фуде, они представляли тем не менее самое здоровое молодое поколение, какое только знала эта страна. Если бы кого-нибудь из них ударили, ребенок сам потащил бы обидчика в Европейский суд по правам человека. Но моральные издевательства — совсем другое дело. Как сообщить о них, никто не знал, хотя пытались многие и почти каждый день.
Старшая девочка среди детей, которые привлекли внимание Вексфорда, уже достигла порога юности. Ей исполнилось шестнадцать, и она могла выйти замуж, хотя еще не имела права голосовать. И вполне могла бросить школу или уйти из дома, если захочет.
Звали ее Лиззи Кромвель.
В день, когда Лиззи воскресла из мертвых, полиция, семья и соседи уже начали поиски ее тела. Стоял апрель, но было еще холодно, сыро, и дул резкий северо-восточный ветер. Люди обшарили всю округу от Кингсмаркэма до Майрингема, исходили все холмы, прочесали все окрестные леса. Не самое приятное дело, поэтому никто не смеялся, не шутил, почти не разговаривал.
В поисках участвовал и отчим Лиззи, мать же была слишком подавлена и вообще не выходила из дома. Накануне вечером они оба выступили по телевизору, упрашивая Лиззи вернуться домой и умоляя ее похитителя или обидчика, кем бы он ни был, отпустить девочку. Мать говорила, что ей всего шестнадцать, об этом все уже знали, и что она отстает в развитии, а это оказалось новостью. Отчим выглядел очень молодо, намного младше матери, где-то лет на десять. Он носил длинные волосы, эспаньолку и несколько сережек в одном ухе. После телепередачи в полицейский участок Кингсмаркэма позвонили несколько человек и рассказали, что именно Колин Краун убил падчерицу. Один заявил, что отчим закопал ее тело на стройплощадке на Йорк-стрит, в четверти мили от квартала Мюриэль Кэмпден, где жили Крауны и Лиззи. Другой сообщил сержанту уголовной полиции Вайну, будто слышал, как Колин грозился убить Лиззи за то, что та «тупая, как веник».
«Те, кто мямлит по телевизору о своих пропавших детях, — высказалась дама, пожелавшая остаться неизвестной, — сами и виноваты в их пропаже. Чаще всего отец. Я много таких случаев знаю. И если до вас это еще не дошло, вам нечего делать в полиции».
Старший инспектор Вексфорд считал, что Лиззи уже нет в живых. Не потому, что прислушивался к звонкам анонимов, а потому, что к этой мысли подводили все улики. Лиззи — девушка робкая и застенчивая, с низким коэффициентом интеллекта, физически не слишком развитая, ни с кем не встречалась. Три дня назад вечером она с двумя подругами отправилась в кино в соседний Майрингем. Но после фильма девушки расстались с ней, предоставив одной добираться до дома. Они, конечно, предложили пойти с ними в клуб, но Лиззи сказала, что мама будет волноваться. Подруги решили, что если кто волнуется, так это сама Лиззи, и бросили ее на автобусной остановке. Дело происходило примерно в половине девятого, уже смеркалось. В Кингсмаркэм она должна была вернуться к четверти десятого, но так и не вернулась. В полночь ее мать позвонила в полицию.
Будь она другой, то есть обычной девочкой, Вексфорд не придал бы такого значения этому происшествию. Будь она такой, как, например, ее подруги. Он поколебался, обдумывая это выражение, потому что не только на словах, но даже в мыслях старался соблюдать корректность. Не до абсурда, конечно, он не употреблял глупых фраз вроде «не очень интеллектуально развитая». Но в то же время ему не хотелось обидеть Лиззи Кромвель, называя ее «умственно отсталой» или «неполноценной». К тому же ни к тем, ни к другим ее нельзя отнести. Она умела читать и писать, была более-менее самостоятельной и ходила всюду сама. Во всяком случае, днем. Но ее нельзя оставлять одну в темноте на пустынной дороге. Ну и как назвать эту девочку?
И Вексфорд считал, что она уже мертва. Что ее кто-то убил. Колин Краун ему не очень нравился, но оснований подозревать его в убийстве падчерицы не было. Правда, за несколько лет до женитьбы на Дебби Кромвель Крауна судили за нападение на мужчину возле паба, а второй раз — за желание прокатиться на чужом автомобиле, другими словами, за попытку его угнать. Но как все это относится к данному делу? Почти никак. Скорее всего, кто-то предложил подвезти Лиззи.
— Она могла сесть в машину к незнакомцу? — спросил Вайн у Дебби Краун.
— Видите ли, ее не так-то легко понять, — ответила мама Лиззи. — Она обычно отвечает «да» или «нет», или просто улыбается, она у нас жизнерадостная девочка. Но вот что она при этом имеет в виду, ясно не всегда. Правда, Кол?
— Я ей тысячу раз говорил, чтобы не болтала с незнакомцами, — произнес Колин Краун. — Я ей это талдычил буквально до посинения, и толку? Знай себе улыбалась, кивала, снова улыбалась, а потом вдруг морозила что-то такое бессвязное, полную ерунду, типа «какое солнце яркое» или «а что у нас к чаю».
— Не ерунду, Кол, — вступилась мать, очевидно, задетая его словами.
— Ну ты понимаешь, о чем я.
На третье утро с момента исчезновения Лиззи Кромвель, Колин Краун и соседи Краунов из Мюриэль Кэмпден вышли на ее поиски. Вексфорд к тому времени уже поговорил с подругами Лиззи и водителем автобуса, в который она могла сесть, но не села, а инспектор Бёрден и сержант Вайн опросили дюжину автомобилистов, которые часто ездили по той дороге. Около четырех начался ливень, и поиски решили свернуть, условившись продолжить их завтра на рассвете. Вексфорд же вместе с констеблем Линн Фэнкорт отправился на Пак-роуд, чтобы еще раз побеседовать с Колином и Дебби Краунами.