Микс последовал за ним, роняя капли крови. Всюду, где были незашторенные окна или щели между дверью и косяком, проникал лунный свет, рассыпая бледные пятна и полосы. Свет сочился из приоткрытой двери старухиной спальни. Отто взбежал вверх по последнему пролету. Бесстрашно миновав большой прямоугольник лунного света, кот свернул налево в коридор. Когда Микс поднялся следом, его уже не было. Словно фамилиар, он скрылся в жилище привидения. Микс слишком испугался, чтобы следовать за ним.
Он хотел было снова взять снотворное Гвендолин, но не решился. Хотя понимал, что его ужас иррационален. А также страхи, что он проспит слишком долго и не заметит, что приехала полиция, входная дверь выбита, а мамаша Фордайс разворачивает простыню с телом Гвендолин. Нельзя терять бдительность. Прилечь и отдохнуть можно. Но не спать. Утром надо закончить дела, которые не могут ждать.
Куини пригласили на семейный обед к Фордайс-Акваа. Чрезвычайно мило с их стороны, ведь придет Олив, ее сестра, ее племянница Хейзел и два сына Хейзел с женами и детьми. Одна Куини не является членом семьи. Гвендолин тоже пригласили, но она отказалась, как и предполагала Олив. Возможно, потому и пригласила ее вообще.
У Гвендолин тяжелый характер. Все это знали, но делали скидку на возраст — Гвендолин на десять лет старше Куини — и одиночество. Если столько лет жить одной, неизбежно станешь эгоисткой. Куини и Олив частенько обсуждали «грубость» и «своеволие» Гвендолин, но соглашались, что придется с этим мириться и не разрывать дружбу. Они так же видели, что в нынешнем состоянии нельзя оставлять ее одну больше, чем на несколько часов. Куини должна была позвонить в Сент-Блейз с утра, а Оливия постарается заглянуть попозже, потому что будет занята с обедом.
В девять рановато, но ничего не поделаешь. Надо кое-что сделать до обеда. Кроме того, стоял мучительный вопрос, что же надеть. Розовое платье или новый белый брючный костюм, который ей посчастливилось найти большого размера.
Гвендолин, наверное, еще спит. Куини зашла в дом, окликнула хозяйку, как делала всегда, потому что не хотела напугать подругу. Прежде всего заглянула в гостиную. Бутылка портвейна все еще стояла на столе, как и два бокала с рубиновым осадком на дне. На кухне царил обычный бардак. Ничего удивительного. Куини знала, что порядок и чистота, наведенные ими с Олив, долго не продержатся. Миска Отто была полупуста. Сама не зная почему, Куини порадовалась, что Гвендолин хватило сил накормить кота, прежде чем лечь спать.
Делать нечего. Придется взбираться по лестнице. Возможно, даже два раза, потому что Гвендолин наверняка захочет чаю. Тогда лучше сделать чай прямо сейчас. Старый закопченный, с толстым слоем накипи чайник закипал вечность. Наконец Куини заварила чай себе и Гвендолин. Положила себе побольше сахара для поддержания сил. Поставила все на поднос и начала подъем по лестнице.
Комната Гвендолин была пуста. Постель заправлена. Не столь аккуратно, как делала Куини, но вполне в духе Гвендолин. Шторы наполовину раздвинуты. Как всегда, душно. Куини вышла, но сверху ее окликнули:
— Здравствуйте.
Как не похоже на него, подумала она. С чего это он такой вежливый?
— Это вы, мистер Селлини? Доброе утро. Вы не знаете, где мисс Чосер?
Жилец спустился вниз. Как он ужасно выглядит. Осунувшееся круглое лицо, запавшие глаза, жирно блестящая кожа. Живот нависает над ремнем, кроссовки не зашнурованы.
— Она уехала. Сказала, что лечиться. Куда-то в Кембридж. У нее там друзья.
Насколько Куини знала, у Гвендолин не было друзей, кроме нее и Олив. Затем вспомнила, что Гвендолин Ждала письмо из Кембриджа — или Оксфорда? — в похищении которого практически обвинила мистера Селлини. Неужели Гвендолин получила письмо от этих друзей и ничего не сказала им с Олив? Вполне возможно. Очень на нее похоже. Или эти люди из Кембриджа позвонили вчера вечером. И все же это как-то неожиданно. Да и Гвендолин плохо себя чувствовала…
— Когда она уехала?
— Где-то около восьми. Я спустился за почтой, а она стояла в холле с упакованной сумкой и ждала такси.
Куини не могла представить, как Гвендолин вызывает такси, а тем более платит за него, но откуда ей знать.
— Я полагаю, она попросила вас кормить ее кота?
— Конечно, я сказал, что присмотрю за ним.
— Вы не знаете, когда она вернется?
— Она не говорила.
— Что ж, тогда мне нет смысла задерживаться, мистер Селлини. Меня сегодня пригласили на обед. — Куини гордилась, что ее, простую вдову, пригласили на семейное торжество. — Совместная затея Олив и ее племянницы миссис Акваа.
Селлини пристально посмотрел на нее.
— А мисс Нэш там будет?
Смешной человек. Она вспомнила, что он говорил Нериссе в тот день, когда Гвендолин выписалась из больницы. Он, похоже, запал на девушку, втрескался, как говаривал ее покойный муж.
— К сожалению, ее не будет. — Куини не любила, когда мужчины оказывали внимание кому-то, кроме нее. И испытывала несвойственное ей злобное удовольствие, отказывая мистеру Селлини в возможности передать возлюбленной привет. — Она всегда в это время года уезжает гулять с отцом, и они договорились на сегодня. Это уже традиция.
Куини спустилась вниз. К ее удивлению, он последовал за ней.
— Вы сюда на машине приехали? — поинтересовался он, когда они вышли в холл.
— У меня нет машины. А почему вы спрашиваете?
— Да так. Просто подумал, что, если вы на машине, могли бы подбросить меня.
Куини, которой обычно не хватало жесткости Олив, на этот раз не стала расточать свои чары и довольно жестко для себя сказала:
— Жаль вас разочаровывать, но вам придется ехать на автобусе. — У входной двери она обернулась: — Мы с Олив еще вернемся. Надо разобраться с этим загадочным путешествием Гвендолин.
Купить большой и достаточно прочный полиэтиленовый пакет оказалось сложнее, чем он думал. Не попадалось ничего похожего на пакет, который он взял со склада фирмы — зачем он разрезал и выбросил его, идиот? — и пришлось удовлетвориться наматрасником, специально разработанным, чтобы не пропускать мочу. Всю обратную дорогу в автобусе он вспоминал, как вонял разлагающийся труп Данилы. Снова потеплело. Иногда было за двадцать градусов по Цельсию. Но все равно Микс знал, что захоронить тело Гвендолин в саду будет невозможно. Проходя мимо гипермаркета, он почувствовал стреляющую боль, словно крошечные ножи кололи позвоночник. Еще раз копать слежавшуюся глину вредно для здоровья.
Тело он обернул в одну из ее собственных изношенных простыней и положил в свою небольшую прихожую. Распаковал наматрасник и сразу понял, что ничего не получится. Слишком тонкий и — он задрожал — слишком прозрачный. В это заворачивать нельзя, иначе будут неприятности похлеще предыдущих — ведь старуху Чосер будут искать. Остается одно — подождать до завтра и попробовать раздобыть более плотный пакет.