На следующий день Джеральд вернулся из Девона с предложением. Он был ласков, шутлив, снисходителен, раньше под настроение назвал бы ее Медвежонком. Не переехать ли в провинцию? — вот что он предлагал.
— Уедем из Лондона. Будем жить за городом. На берегу моря.
— Разве ты можешь оставить Лондон? — усомнилась она.
— Почему бы и нет? На службу я не хожу.
— Так вот куда ты ездил. Присматривал дом?
Прежде Урсула бы не осмелилась задать ему этот вопрос в упор. Но она перестала бояться, перестала почтительно трепетать перед ним.
— А говорил, что ищешь материал?
— Я был в Девоне, — сказал он. — В северном Девоне. Самый красивый пляж во всей Англии. Дом на утесе с видом на остров Ланди. — Он оглянулся на жену, глаза его так и горели. — Надо было предупредить заранее? Собираешься покапризничать?
Словно немолодая женщина, а не балованная дочка Бетти и Герберта Вик, она ответила:
— Я никогда не капризничаю.
— Что верно, то верно. Вот и хорошо. Ну же, Урсула, Малая Медведица, созвездие мое, порадуйся хоть немного. — Урсула уставилась на мужа с таким недоумением, что он впервые на ее памяти покраснел. — Ну же, — повторил он. — На следующей неделе поедем вместе в Гонтон, всей семьей, посмотрим дом. Тебе понравится.
Наверное, понравится, подумала она. И он молодец, что спросил. С Джеральда сталось бы купить дом и волевым решением переместить туда семью. Перед поездкой в Девон он снова исчез на день, но теперь Урсула не спрашивала, куда он отлучается, ее это больше не волновало. Дикки Парфитту уплачено, тот поворчал, но сдался и исчез из ее жизни. А потом Джеральду приснился тоннель. Вроде бы это случилось накануне отъезда в Девон. Перед рассветом того дня. И Урсула пришла к нему, утешала, уснула рядом с ним.
Когда они вместе с Джеральдом и девочками впервые осматривали Ланди-Вью-Хаус в сопровождении риэлтора, Урсула ощутила себя нормальной женой и матерью. Любимой женой обычного человека из пригорода, матерью двух славных детишек. Муж получил повышение по службе и может наконец купить дом их мечты. Стоял теплый августовский день, лето заканчивалось. И в прошлый раз, когда Джеральд отыскал этот дом, день был таким же солнечным и светлым. Супружеская пара, которая скрепя сердце продавала жилище, чтобы перебраться поближе к дочери в Мидлендс, демонстрировала покупателям просторные комнаты — все с видом на густую зелень леса, а за окнами трех угловых простиралось море.
Сад зарос цветами, которые, сменяя друг друга, цвели в течение полугода: гортензия, цмин, гвоздичник. Тогда эти названия ничего не говорили ей. Издали сад казался свежим, вблизи — несколько запущенным. Лужайка пожелтела под лучами солнца, но синева моря ни с чем не сравнится, и воздух настолько прозрачен, что на острове Ланди видны отдельные деревья и трещины на скалах.
За спиной продавцов Джеральд сказал негромко:
— Здесь я мог бы работать.
Он выбрал помещение на первом этаже, продолжение основного здания, что-то вроде небольшого флигеля. Вдоль двух стен кабинета уже стояли книжные полки. Урсула догадывалась: Джеральд прикидывает, как разместить дополнительные стеллажи. Подхватив Хоуп на руки, он носил ее вверх и вниз по лестнице и нашептывал на ухо, где будет ее комната, где — Сары.
Обида на то, что Джеральд решил все сам и выбрал место, не посоветовавшись с ней, начала рассеиваться. Дом словно разгонял черные мысли. И потом, она уже привыкла так мало требовать от мужа, что почувствовала себя польщенной, когда ее мнения спросили. Еще больше она удивилась тем вечером в гостинице Барнстепла, где они остановились на ночь.
— Не купить ли нам этот дом? — спросил Джеральд.
— Давай! — радостно откликнулась она. — Он мне так понравился!
— И мои девочки смогут купаться каждый день, — добавил он.
Через три недели Урсуле показалось, что она беременна. Что она ощутила — страх? надежду? И то, и другое. Еще один ребенок, которого муж отнимет у нее? Ребенок, за которого она станет бороться, который будет принадлежать ей? Впрочем, выяснилось, что она не беременна, так что эта проблема отпала. Отпала навсегда: Джеральд ясно дал это понять, запершись в своей спальне, так что Сара, явившись поутру к отцу, дергала за ручку и звала: «Папочка, пусти!»
В декабре, после четвертого дня рождения Сары, они перебрались в новый дом, продав старый в Хэмпстеде. Шел дождь, серо-стальное море пронзали миллионы блестящих булавок. Двенадцать больших картонных коробок были набиты книгами, и Джеральд тут же принялся их распаковывать. К утру сгустился туман, и все — дом, сад, дюны — оказалось плотно им укутано, море исчезло. Джеральд пришел в ярость. Заявил, что не купил бы дом, если б знал про эти туманы.
Урсула не понимала, что с ним творится. Подумаешь — нависли облака, белая кисея оставляет капли влаги на листьях и на окнах. Она успела познакомиться с соседкой, и та сказала, что туман над морем обычно держится не более суток Урсула передала ее слова Джеральду, но тот, ничего не отвечая, укрылся в кабинете, опустил занавески и включил свет.
Урсула возилась в соседней комнате, в той самой, где потом будет спать Полин, стелила постель для гостя: Джеральд пригласил на выходные предшественника Роберта Постля, Фредерика Киприана из «Карлион Брент», который «открыл» Джеральда — первым прочел «Центр притяжения». По ее мнению, с приглашением можно было бы подождать недельку-другую, но Джеральд всегда поступал по-своему — к этому Урсула уже привыкла.
Он вошел в гостевую комнату, держа за руки дочерей, и заявил:
— Мне нужны в комнате плотные шторы. Плотные темные шторы. Можно это устроить?
Мало что раздражает больше, чем грамматические ошибки и неправильное словоупотребление в устах несомненно умного человека.
«Вестник богов»
Таким Сара его себе и представляла, и это сбивало с толку. Ведь мы редко угадываем внешность человека. Жизнь полна неожиданностей и противоречий. Джейсон виделся ей долговязым парнем с круглым прыщавым лицом, в очках и с длинными немытыми волосами. А потому, подъезжая к Ипсвичу, Сара уверила себя, что ее встретит приземистый крепкий человек с гладким лицом и короткой стрижкой. Однако первоначальный портрет до такой степени совпал с оригиналом, что Сара чуть не расхохоталась.
Единственная ошибка — Джейсон оказался существенно старше. Почти ее ровесник, черты лица окончательно определились, прыщи исчезли, оставив шрамы и рытвины. Глаза голодные — может быть, он и в самом деле недоедает.
Он снимал комнату в пригороде, на противоположном от бабушки краю Ипсвича. Здание викторианской эпохи, типичный городской особняк Саффолка из белого кирпича. Фасад не украшен эркерами, но дом четырехэтажный, и Джейсону досталась комната на самом верху, в дальнем конце коридора. Обычное студенческое жилье, грязное, повсюду бумаги и книги, одежда, немытые стаканы и чашки, постель не застелена, на стенах — календарь и женский портрет Модильяни, за окном — крыши домов, захламленные дворы и помойки.