– Он очень сложный человек. И всегда таким был. Что бы я ни делал, отец всегда оставался недоволен моими достижениями. Даже когда я завоевывал все те призы на футбольных чемпионатах. А окончательно его достало то, что я не стал профессионалом, отказавшись от выгодных, с его точки зрения, перспектив. И когда мама умирала, он очень редко бывал дома. – Тим сделал большой глоток из своего бокала, а потом продолжил, не отрывая взгляда от блестящей поверхности стола: – Я всегда подозревал, что отец проводит время с одной из своих любовниц. Однако мне до сих пор трудно в это поверить. Моя мать умирает от рака, а он развлекается с одной из своих красоток...
– Ты же ведь не знаешь наверняка...
– Да, не знаю. Но слишком уж быстро отец нашел маме замену.
Керриган не мог заставить себя произнести вслух имя женщины, которая пришла на смену его матери.
– Возможно, я и ошибаюсь, возможно, я несправедлив к нему, только какое дело могло быть столь важным и неотложным, чтобы он был не в силах отложить его в то страшное и тяжелое время? Ведь мама умирала, черт возьми. И он прекрасно знал, что ей остается совсем немного. Почему отец не смог провести с ней ее последние дни?
– Значит, Синди тоже хочет, чтобы ты баллотировался? – спросил Хью, пытаясь отвлечь друга от мрачных воспоминаний. – Твой отец хочет, чтобы ты принимал участие в выборах, партия хочет. А чего же хочешь ты сам?
– Я не уверен, что смогу справиться с сенаторскими обязанностями. – Хью увидел совершенно искреннюю боль в глазах друга. – Почему именно я, Исполин?
– Я отвечу на твой вопрос, хотя вряд ли тебе понравится мой ответ.
– Поэтому-то я тебя и спрашиваю. Ты всегда был искренен со мной.
– Они выбрали тебя, потому что думают, что ты можешь победить, а это единственное, что имеет значение в политике. И они также полагают, что победить ты сможешь, потому что ты – Блестящий. И ведь уже давно пора понять и принять тот факт, что Блестящий Игрок – часть твоей личности, твоего "я", нравится тебе такой имидж или нет. Прошло почти десять лет с тех пор, как ты получил приз Хайсмана. Я знаю, ты считаешь, что получил его незаслуженно, но ведь очень и очень многие люди – и я, кстати, принадлежу к их числу – считают иначе. Настало время и тебе самому освоиться с мнением окружающих и прекратить так решительно отвергать его. Тебе следует взглянуть на представившуюся перспективу под новым углом зрения. Тебе дан шанс все начать с самого начала, совершить нечто, по-настоящему значимое, и доказать, что ты и в самом деле Блестящий. И как мне кажется, именно это и пугает тебя. Ты боишься, что победишь, но в конечном итоге не сможешь справиться с плодами своей победы. Ты знаешь, как я люблю цитировать Оливера Уэнделла Холмса: "Жизнь – это страсть и деятельность, и каждый должен участвовать в страстях и деятельности своего времени, в противном случае он рискует оказаться никогда не жившим". Я с ним совершенно согласен. Ты вот уже несколько лет продолжаешь прятаться от мира в своей прокуратуре, но ведь когда-нибудь все равно придется выйти из своего укрытия. Конечно, страшно расставаться с надежным убежищем, дружок. Всегда есть риск неудачи, провала. Правда, кто знает, может быть, тебе удастся удивить самого себя.
Аманду всю ночь мучили кошмары, и, когда она наконец проснулась в поту, обессиленная и с ощущением дурноты, было еще темно и до времени, на которое она накануне установила свой будильник, оставался целый час. Как правило, Аманда начинала день с зарядки, за которой иногда следовал скудный завтрак из нескольких оладий в небольшом кафе, располагавшемся поблизости от ее дома еще с 50-х годов. Этим утром она решила ограничиться холодным душем, поджаренным рогаликом и чашкой чаю.
Мансардное жилище Аманды в Перл-дистрикт, когда-то известном как район складов и пакгаузов, находилось от ее офиса минутах в пятнадцати ходьбы быстрым шагом. Она оставила машину в гараже, надеясь, что прохладная погода и недолгая прогулка несколько успокоят ее. Совсем немного времени оставалось до того, как она будет сидеть лицом к лицу с убийцей, но Аманда то и дело напоминала себе – перед ней будет вовсе не тот человек, который являлся ей в кошмарах сегодняшней ночью. Тот человек мертв. На Джона Дюпре наденут наручники, и рядом с ней в комнате для встреч с адвокатами будет находиться Кейт Росс. Логически рассуждая, у Аманды не было никаких оснований испытывать какой бы то ни было страх, и тем не менее, входя в юридическую контору "Джеффи, Кац, Лихейн и Бриндизи", она чувствовала легкое головокружение. Страх не прошел и во время просмотра материалов дела – ощущение того, что какое-то крошечное насекомое упорно продолжает ползать по нижней части живота, не покидало Аманду, несмотря на все усилия.
* * *
Кейт Росс собрала все необходимые документы по делу Тревиса и Хейеса в окружной прокуратуре и разложила их на рабочем столе Аманды. Адвокат прочла отчеты полиции, не касаясь фотографий жертв и документов по вскрытию до тех пор, пока это не стало совершенно необходимым.
Аманда расположила фотоснимки тел Гарольда Тревиса и Уэнделла Хейеса у себя на столе в надежде, что они не вызовут обычных для нее мучительных воспоминаний. Она повторяла и повторяла себе, что разглядывание подобных фотографий – неизбежная часть ее работы. Неприятная, но весьма существенная часть. Перейдя к просмотру, Аманда невольно затаила дыхание. Она уже успела прочесть данные вскрытий и быстро пролистала снимки, приложенные к ним. Разделавшись с этим, запихнула фотографии в папку с делом и заметила, как у нее дрожат руки. Она закрыла глаза, откинулась на спинку кресла и попыталась расслабиться. Худшее было позади: она просмотрела снимки, и приступа жутких воспоминаний не последовало. И тем не менее Аманда вновь и вновь задавалась вопросом: а не было ли ошибкой ее согласие взяться за дело Дюпре?
* * *
Аманда и Кейт прибыли во Дворец правосудия в десять тридцать. Они показали свои удостоверения охраннику, сидевшему за столом у входа в отсек здания, где располагались камеры предварительного заключения, и Аманда попросила, чтобы ей разрешили встретиться с Джоном Дюпре. Охранник позвонил по телефону. Закончив беседу, он сообщил Аманде, что с ней хочет поговорить начальник тюрьмы Мэттью Гатри.
Через несколько минут в комнату ввалился Гатри. Это был крупный широкоплечий ирландец, которому совсем недавно исполнилось пятьдесят, с большими яркими глазами, начинающими седеть волосами и наметившимся пивным животиком.
– Доброе утро, Аманда.
– Доброе утро, Мэтт. Ваш приход можно воспринимать как визит вежливости?
– Боюсь, что, к несчастью, нет. Я наложил запрет на все посещения Дюпре с глазу на глаз. Мне хотелось сказать вам о своем решении лично, так как понимаю, что вы станете возмущаться и протестовать.
– Не ошибаетесь. Я не собираюсь беседовать с клиентом сквозь стенку из пуленепробиваемого стекла, так, словно он какое-то чрезвычайно опасное животное.
– Ну что ж, это ваши проблемы, – спокойно ответил Гатри. – А что касается Дюпре, так он и есть животное. Последний раз, когда мы позволили ему встретиться с одним из представителей вашей профессии, он вонзил адвокату самодельный нож в глаз и перерезал горло. И я больше не собираюсь предоставлять ему подобную возможность. Кстати, прежде чем вы начнете приводить мне свои доводы, я хочу заметить, что ваша принадлежность к женскому полу не имеет к запрету никакого отношения. Когда я объявил о нем, то не знал, адвокату какого пола придет в голову следующим ввязаться в это восхитительное приключение.