Все заботились о своей шкуре, чтобы в ней не наделали дырок диаметром 7,62 миллиметра. Я также не составлял исключения и понесся напрямки. Ветки хлестали по лицу, за пазухой болтался «стечкин». Прикрывая глаза, чтобы не выстегнуло ненароком, я позорно бежал с поля боя. «Стало быть, накрылась наша партизанщина».
Большие трофейщицкие маневры завершились полным разгромом.
* * *
Ночь я провел в яме под корнями вывороченной ветром сосны. Вокруг что-то ахало, пукало и стенало. Синявинский пандемониум пополнился свежими неприкаянными душами. Я сидел и трясся, дикие голоса нагоняли атавистическую жуть.
К рассвету вох-денгарах угомонились. Я даже ухитрился вздремнуть. Потом стало всходить солнце, я выбрался из берлоги и принялся определяться на местности.
В поисках ориентиров побрел по дуге и вышел к речке. Выяснилось, что я нахожусь вблизи поляны, где был убит Аким. Драпал я воистину без оглядки. Отсюда до трассы было часа два быстрого хода, место оказалось не самое плохое. Возблагодарив многострадальные ноги, вынесшие меня сюда, я двинулся вдоль реки. Обошел натяжник, приметный из-за осевшей на нем росы. Хотел обогнуть злосчастную поляну, как вдруг разобрало любопытство: в каком виде там пребывает Аким? Интерес был дурной, но я ничего не мог с собой поделать.
Акимов лежал в той же самой позе, в какой мы его с Пухлым оставили. Снайпер-альбинос отсутствовал, вероятно, забрали немцы. Трофейщик же со своим шпалером был никому не нужен.
Я подобрал винтовку. «Стечкин» всю ночь грелся у меня за пазухой, но в условиях пересеченной местности пистолет был малоэффективен. «В лесу тот сильнее, у кого ствол длиннее». Шпалер я намеревался держать наготове — вдруг нарвусь на немцев. Притырить его можно было и у Мурманского шоссе.
Тяжелая скользкая винтовка Маузера с тронутым свежей ржавчиной граненым казенником выглядела совершенно допотопным «ружжом». Я вспомнил изящную СВДУ и пожалел, что бросил ее, убегая с поляны. Даже АКМ был образчиком совершенства по сравнению с древним шпалером.
Я открыл затвор. На траву выскочил превосходной сохранности гансовский патрон. Я подобрал его и вщелкнул обратно в магазин. Дослал вперед и вниз прямой кованый рычаг. Посмотрел на Акима и оторопел.
Сначала мне показалось, что его тело разделилось, подобно бактерии, отпочковавшей дочернюю клетку. Когда первая волна изумления откатилась, я осознал, что нахожусь на поляне не один — у головы трупа сидел гмох. Как падалыцик. Словно что-то стерег или выжидал, маленький мохнатый предвестник несчастья. От него расходилась зловещая тишина. На миг замолчали птицы.
Гмох поднял голову и посмотрел на меня. Из густой шерсти торчало свиное рыло. Это был проводник в потусторонний мир Синявы. Там Акима ждали безмолвные гансы в нетленных шинелях.
И тогда я выстрелил в этого гада. Пялиться на него не было мочи. Теперь и я вошел в число тех, кто увидел гмоха. Я судорожно передернул затвор, уперевшись прикладом в живот. А когда снова поднял глаза, то увидел, что гмох исчез.
Была ли это галлюцинация или в лесу действительно обитали инфернальные выродки — осталось неизвестным. Да я и узнавать не хотел. Как в атаку, я сломился в кусты, и проклятое место осталось у меня за спиною.
Винтовку я утопил на картах. Кому-нибудь акимовский шпалер послужит хорошим трофеем — я бросил его в торфяник с патроном в стволе, чтобы не разочаровывать коллегу. Под водой «маузер» долго, очень долго будет оставаться пригодным для стрельбы. Туда же я отправил и охотничий тесак в ножнах из бобрового хвоста — в родную, так сказать, среду.
Для меня оружие открытого ношения становилось обузой — скинув изорванный КЗС, я выходил к даче Пухлого.
Только сейчас, при отступлении, у меня созрела мысль, что все не так уж плохо: жить можно и в городе, только не сильно светясь, например, не у мамы, а у Маринкиных родителей. Зря, что ли, налаживал отношения? Разумеется, одалживаться у тещи — вариант, с которым я предпочел бы повременить, но сейчас я был приперт к стенке и выбирать не приходилось.
Вопреки ожиданиям на даче я никого из трофейщиков не обнаружил, включая самого Пухлого. Неужели древолаз засадный перещелкал их всех? Зайдя в дом, я был неприятно поражен обилием незнакомых рюкзаков и баулов. В них лежала еда, одежда и туалетные принадлежности. Складывалось впечатление, будто к Чачелову прибыла лох-группа для экскурсии по местам боев. Теряясь в догадках, я поспешил к тайнику, где лежали Доспехи Чистоты. Тайник-то тайник — закуток за печкой, но, поди ж ты, сумка с латами оказалась в целости и сохранности. Только я извлек их из нычки, как шум снаружи привлек мое внимание.
«Неужели наши? Ну хоть кто-то выбрался!» — Я подскочил к окну и моментально отпрянул. Во двор, устало волоча ноги, входила «лох-группа» в пестром натовском камуфляже.
Все стало ясно. Немцы устроили здесь разгрузочный пункт, воспользовавшись тем, что хозяев нет и не будет. Цинично и практично. Идея вполне в духе Рыжего. Измотанная маневрами группа возвращалась из леса, а отдохнувшая со свежими силами отправилась вылавливать строптивого кладоискателя. А он (о ирония судьбы!) сам пришел к ним, только попал в пересменок, когда никого на базе не было.
Я лихорадочно соображал, что же предпринять. Мозгами шевелить требовалось очень быстро, так как времени на все про все оставалось секунд двадцать, — а потом немцы появятся в доме.
Но я знал, что делать. Следовало бежать: садами, огородами, как угодно, лишь бы прорваться сквозь заслон «светлых братьев». Уносить Доспехи в руке при этом неудобно, и я вывернул на пол сумку. Под тяжеленной аммуницией со скрипом прогнулись доски. Я выдернул из внутреннего кармана «стечкин», положил рядом и буквально занырнул в латы, нацепив их прямо поверх куртки. На все ушло секунд десять, немцы едва успели дойти до середины двора. Доспехи болтались на мне, и я наспех зафиксировал их нижними ремешками. Подобрал АПС и встал на ноги. По ступеням крыльца затопали арийские башмаки. Я выключил предохранитель и вдруг понял, что рад встрече со «светлыми братьями».
Дверь в жилую половину открывалась наружу. Едва ее потянули на себя, как я с разбегу врезал по ней ногой. Доспехи увеличили мой вес килограммов на двадцать, и удар получился приличным. В тамбуре заорали. Я дал короткую очередь в дверь и ломанулся к окну, выходящему на заднюю сторону двора. Распахнув рамы, я перелез через подоконник и спрыгнул на землю. Проверять, холостыми ли патронами заряжены автоматы «светлых братьев», отчаянно не хотелось, и я пустился наутек.
Пуганул я немцев здорово. Не сразу врубившись, что имеют дело с одиночным противником, они сосредоточились у крыльца и тем самым дали мне фору во времени.
Я затаился под кустами смородины в тенистом саду напротив участка Пухлого. Отсюда хорошо просматривался его двор. Немцы суетились, разворачиваясь в цепь, и двинулись в мою сторону, пристально всматриваясь в кусты и кроны деревьев.