— Кто вам это сказал?
— Ходят слухи.
— Люди преувеличивают. Речь идет лишь о том, что король положительно оценил политику господина де Фронтенака и хочет нас видеть в Версале.
— Рассказывают гораздо больше, — прошептала Беранжер.
Она покачала головой, отвечая своим собственным мыслям.
— Я была уверена, что этот человек, граф де Пейрак, победит. Интуиция подсказала мне. Ах, как я его ненавижу!
— Но почему?
— Он пренебрег мной.
— Вряд ли это то было следствием того, что вы ослабили свои усилия.
— Своим равнодушием он заставил меня страдать.
— Не хотите ли вы, чтобы я вас пожалела?
— Вы одна существуете для него.
— Я должна сожалеть об этом?
Почувствовав наконец иронию в словах своей собеседницы, Беранжер оторвала платок от своих глаз.
— Как странно, — произнесла она. — Оба вы столь выдающиеся личности, что порой забываешь, что вы муж и жена… Вы связаны узами, но это не узы брачного контракта. Вы — сообщники, друзья, любовники. Но это совсем другое дело. Я без конца забывала, что вы — его жена.
— Мне бы хотелось, чтобы вы чаще об этом вспоминали. Ваши игры мне не нравятся.
— Разве это игра? Я и представить себе не могла, что существует такой мужчина, как он, настоящий мужчина. Я была ослеплена. А ведь он разговаривал со мной. Он ведь обращался ко мне во время разговора? Он видел меня?
— В этом не сомневайтесь. Он очень галантный мужчина.
— Итак, все кончено, — грустно сказала молодая женщина. — Я сходила с ума. Я должна была понять, что, пока вы рядом, у меня нет никаких шансов. При любых обстоятельствах вы оставались ослепительно красивой. Я же лет через шесть буду выглядеть, как сухой чернослив. Холод вреден для меня…
— Но не в такой степени, чтобы вы мучили себя видениями, которые, якобы, наступят через шесть лет.
— Мне двадцать восемь. Уже поздно надеяться блистать, если на тебя не обращают внимания. А мне так хотелось хоть раз в жизни испытать на себе прекрасный огонь взглядов, быть знаменитой. Восхищение, ревность, зависть, ненависть, быть может, — все это восхитительно, все это говорит о том, что вы красивы, жизнелюбивы, богаты, вы — единственная. Вам все это знакомо, вот почему вы всегда будете соблазнять. Но другие женщины тоже нуждаются в этом, хоть раз в жизни они должны испытать нечто подобное!
— Да, вы правы.
Беранжер удивленно фыркнула.
— Я права?
— Да, дорогое дитя!
— Ах, не стройте из себя дуэнью. Это вам совсем не идет. Вы властвуете над миром, а для меня такие мечты недосягаемы.
— Вы неплохо сыграли свою партию, и я вас одобряю к советую продолжать в том же духе. Действительно, каждая женщина жаждет успеха. Но вот что касается мужчин, тут я хочу сделать одно замечание. Я удивлена, что вы завидуете другим, когда у вас самой — молодой муж, красивый, хорошо сложенный… усердно занимающийся своей карьерой.
— Он невыразимо скучный.
— Вы больше пытаетесь убедить себя в этом. На свой лад он даже забавен… В высших кругах он бы произвел впечатление. Почему бы вам обоим не заняться решением тех задач, которые помогут вам приблизиться к трону? Там рады изобретательным людям… и красивым женщинам тоже.
— Для этого нужно состояние.
— Мне рассказывали, что ваши родители умерли. Вы не собираетесь получить свою долю наследства?
Беранжер-Эме вытерла слезы и стала размышлять над этим вопросом.
— Вы дадите нам рекомендации?
— В рамках нашего влияния. Но не слишком рассчитывайте на это. Положитесь на ваше очарование и ваши амбиции. Я могу дать вам письмо к моей подруге, г-же де Ментанон, она воспитывает молодых принцев крови.
— Вы это сделаете для меня?
— Да! А теперь забудьте обо мне, о том, что я есть, и кем вы не стали. Предупредите своего мужа и собирайте вещи. И не забудьте: стучать нужно в дверь г-жи де Ментенон.
Дождик еще накрапывал, когда она подошла к замку Монтиньи.
Войдя в помещение, она откинула назад капюшон, и ее влажные волосы и мокрые щеки лишний раз подчеркнули свежесть и живость ее лица.
Сама не зная почему, она удивилась, застав Жоффрея.
— Ах, мне не терпелось увидеть вас! — воскликнула она. — Я считала минуты, отделявшие меня от свидания с вами.
— Почему же вы не пришли раньше?
— Я знаю, что вы очень заняты, особенно сейчас.
— Что за непонятная сдержанность владеет вами?
— Я хотела быть уверенной, что застану вас.
— Вот это новости! Раньше вас не затрудняло в случае необходимости искать меня по всему городу и находить там, где я был…
— Я хотела также быть уверенной, что вы сможете уделить мне один час.
— Что означает это славословие? Вы принимаете меня за министра, в приемной которого вы ждете вызова? Слава Богу! До этого мы еще не дошли.
Анжелика рассмеялась.
— Да, славу Богу! Мы еще не в Версале!
Его взгляд вдохнул в нее жизнь. Слава Богу! Он принадлежит ей. Она еще в состоянии удержать его.
Теплые солнечные лучики проникали в комнату, делали более мягким учтивое выражение его лица. более проникновенным его веселый взгляд.
Она представила себе, что он стоит перед королем, в блестящем окружении зеркал, золота и мрамора, в этом дворце, воздвигнутом во славу короля Людовика XIV, под взглядами этих идиотов — придворной знати.
Она бросилась к нему на шею.
— Дорогой мой! Любимый! Нет, никогда! Это невозможно! Любовь моя!
Она спрятала свое лицо в складках его одежды, прильнула к нему, вдыхая его аромат. Это был аромат счастья, обретенного в совместной жизни, счастья и страданий, от которого у нее кружилась голова и путались мысли.
Он крепче обнял ее, желая поддержать и удостовериться, что она здесь, ищет в нем убежище. Она почувствовала, что он наклонился и дотронулся щекой до ее волос.
— Итак, — произнес он, — король не отказался от своих притязаний.
— Не отказался, — в отчаянии воскликнула она. — Он хочет меня! Хочет меня!.. Он не отказался и никогда не откажется…
— Признаюсь вам, я понимаю его, и на его месте поступил бы так же.
— Но это очень серьезно, Жоффрей. Сейчас не до шуток.
— Я не вижу, в чем здесь трагедия.
— Неужели вы не понимаете? Он потребует, чтобы я жила в Версале, чтобы постоянно была рядом с ним, присутствовала на всех церемониях, высказывала свое мнение, чтобы я была самой красивой, безукоризненной, восхитительной…