Но действовать нужно по обстановке. Ведь не всегда возможно так удачно, мгновенно, без сучка и без задоринки, превратить приставленного к экипажу наблюдателя в кисель. Требуется прикладная оперативность ума. Иногда подвижность внутренней механики является только промежуточным этапом: допустим, неожиданным вращением башни зажать пальцы эрэнкашника и обездвижить его посредством болевого шока. Конечно, хорошо, если удастся с ходу, метнув пятидесятитонность башни на девяносто градусов, вырвать таким манером руку. Тогда добить так и так придется, хотя бы из гуманизма. (В первом случае — только из обязательства перед товарищами и из педантичной приверженности плану.) В единичном случае произошедшее даже можно выдать за чудное схлестывание в узел нескольких независимых случайностей. Разумеется, подозрительно, и расследование неминуемо! Но попытаться-то…
Короче, уход из-под власти Расового Наблюдательного Комитета в отдельно взятом танке не представляет особой сложности. В любом случае против одного приставленного «друга» в сокращенном на стрелка-радиста экипаже остается шестеро. Соотношение в пользу восставших — налицо. Проблемы возникают при синхронизации действий в «пятерне», тем более в «квадратной» и тем паче в еще больших формированиях. Но если все загодя договорено, то…
В общем, те мятежники, кто произвел свое черное дело снаружи, в темноте расстелившейся долины, одержали над «друзьями» победу вчистую. Или почти вчистую. Подумаешь, в какой-то из машин какой-то резвый комитетчик успел воспользоваться иглометом: в экипаже шестеро, в разных углах в процессе обстрела всех секторов из сидячего положения он продырявил собственную ногу. Эффект тот же. Три-пять иголок одновременно вызывают болевой шок.
Если бы на палубах оставшегося в ущелье Верблюжьей Шеи гига-танка все произошло так же лихо, то…
— Я хотел с вами побеседовать, товарищ звездочет, — произнес Лумис, приглашая астронома присесть на разложенные на полу пещеры сиденья, выдранные когда-то из какого-то транспортного средства. Имя и фамилия ученого не имели для Лумиса Диностарио никакого значения, так же как его возможная былая слава в узких кругах мировых светил, уже само его занятие высвечивало такую грань индивидуальности, что атрибуты обычного человека совершенно не требовались. — Побеседовать по серьезной для нас теме.
— Понял вас, командор, — тряхнул солидно подбритой бородкой астроном. Обскоблить растительность пришлось в связи с частыми и неизбежными напяливаниями изолирующего противогаза, а называя Лумиса командором, он хоть как-то выделял его из толпы «молодых людей». — Вы хотите поднять давно откладываемый вопрос о моей ненужности в вашем вынужденно узком кругу? Я вас весьма полностью понимаю, так что можете не извиняться. Как только вы предложите мне уйти, я сделаю это тут же. Можете не объяснять, я знаю, что количество продовольствия в вашем коллективе пополняется от случая к случаю, и совершенно нерационально тратить его даже в небольшой дозе на немолодого человека, не могущего принимать участие в активной деятельности по уничтожению чудом сохранившихся государственных структур. Я готов. Единственное, о чем попрошу, — выдать мне некоторое количество воды, тогда я смогу отойти достаточно далеко от лагеря, на случай, дабы вас не кольнула совесть, если случайно, в процессе странствий, мое остывшее тело попадется вам на глаза. Лумис выслушал монолог ученого с неослабным вниманием.
— Ценю ваше самопожертвование, астроном, — кивнул он, не дождавшись продолжения. — Однако мы к вам уже попривыкли, так что не торопитесь. Все там будем. Вам тем более не к лицу — у вас есть цель. Это наша не зависит от внешних условий непосредственно, а ваша как раз — очень. Помните, вы говорили, что пыль рано или поздно по законам тяготения и энтропии упадет? Ну вот и дожидайтесь, когда на небе снова засияет мать Фиоль.
— Процесс может затянуться, — удрученно развел руками профессор. — И не знаю уж насколько.
— Вот и питайте надежду, — воодушевил его Лумис Диностарио. — Этот эксперимент получится провести без всяких приборов. Даты фиксируйте, будет вам научный факт.
— Поражен вашим оптимизмом, молодой… э-э, командор. — Глаза звездного специалиста заблестели. — Если бы вы были помоложе, а я — тем паче, можно было бы взять вас в ученики. С вашим упорством в достижении целей я бы после рекомендовал вас в аспирантуру, а там глядишь…
— Я хотел вас кое о чем спросить, гражданин космолог, — решился остановить умчавшийся от реальной действительности монолог Лумис.
— Да-да, я слушаю. Но должен предупредить, если вопрос касается того, когда, хотя бы прикидочно, излучение солнц сможет снова достичь поверхности и альбедо планеты вернется к прежнему значению, то у меня совершенно отсутствуют какие-либо данные. Надо провести хотя бы несколько десятков запусков аэрозондов за границы тропопаузы, проделать спектральный анализ пыли. К тому же абсолютно нет сведений о количестве произведенных взрывов, о соотношении воздушно и наземно расположенных гипоцентров. Хоть бы наши боевые оппоненты — браши похвастались по радио, сколько бросили на нашу голову. Тогда можно, хотя бы грубо, учитывая естественный пропагандистский трезвон, противодействие средств перехвата и прочее, приблизительно рассчитать тоннаж, точнее, мега-тоннаж подброшенной вверх пыли. Хотя, — ученый комедийно быстро пожал плечами, — я припоминаю, что однажды мы для себя, для развлечения и из интереса, к тому же маскируя вычисления всякой плановой галиматьей — не хотелось быть высланными на энергопоселения за разбазаривание рабочего времени, — произвели расчет падения на Гею небесного тела относительно малого размера: диаметр — пять километров, плотность — базальт, встречная скорость столкновения с планетой — сто километров в секунду. Дело в том, что как раз тогда один примерно такой блуждающий астероид разминулся с нами всего на двадцать световых секунд, это нас и подтолкнуло. Но понимаете, мы ввели несколько аксиом, например, о том, что падение должно состояться над океаном — вероятность попадания в него больше из-за площади и так далее. Здесь, у нас сейчас, случай несколько…
— Мне очень интересно, господин ученый, — любезно прервал космогоника Лумис, — но вот в чем вопрос.
— Ах да, я уж подумал, что вы его задали, — озадаченно умолк на полуслове имперский академик.
— Нет, не успел пока, — пояснил Лумис. — Послушайте, мои люди двое суток назад наблюдали солнце зеленого цвета. Это возможно? Или…
— Где? Какой был угол над горизонтом и время? Условия наблюдения? Азимут места? — Старик просиял, а глаза его вспыхнули, словно у пыльного, забытого и заваленного хламом зайца-барабанщика, которому внезапно вставили новую батарейку.
— А зачем это надо? — скромно робея перед готовящимся колдовством, поинтересовался Лумис Диностарио.
— Если наблюдения точны, удастся рассчитать, спектр какого из светил пробил пылевую взвесь. Я почти уверен, пыле-дымовой шлейф поляризовался особым образом. Если бы получилось замерить магнитный потенциал… Задави меня Мятая луна, почему тогда мы не захватили из лаборатории кое-что из переносных приборов?