И значит, правильно ли отказываться от столь важно-почетной роли палача мира?
Но в принципе, что теперь-то рассуждать, выбор-то уже сделан. Именно там, на дне, у основания стекломильметолового дерева имелся момент разветвления судьбы – существовать этому миру дальше, или схлопнуться в агонии. Мы – Стат Косакри Первый, назначенный конферансье – выбрали отказ от агонии. Ну что же, теперь вот и расхлебывайте кашу, извольте цедить ложечкой всякие мелочи, ибо половник больших и страшных решений у вас уже отняли.
Теперь вот, мечитесь по донным извилинам, обходите зависшие наверху крейсера, интересуйтесь здоровьем перенервничавшего баритон-капитана, делайте скорбную мину при оппевании геройски погибшего экипажа мини-ботика, вновь навешивайте пломбочки на шкафы инициации «опреснителя», советуйтесь со штурманами по вариациям выскальзывания из замкнутости залива Быка Осеменителя, ибо флот брашей несколько сошел с ума. Между делом, краешком мозга, можете удивляться активности этих армад. Неужели вся эта суета из-за «Ныряльщика»? Вообще-то, с их позиции, если конечно ведать все, дело того стоит. Ведь «Кенгуру» действительно может, или точнее, мог, натворить еще тех дел. Однако закрадывается странная мыслишка, не есть ли активация брашей отражением того, несостоявшегося сценария будущего? Ну того, когда подрыв объекта, с большой вероятностью, идентифицированного как ПМЦ, привел бы к тотальному планетарному столкновению? То есть, псевдо-реальность пошла по другому пути, но сценарий, запущенный подсознанием, все еще деется.
Между прочим, тогда это нам очень и очень на руку. Ведь если вся эта кавалькада неряшливо очищенных от ракушек корабельных днищ, опущена в водную среду для целей не имеющих отношения к супер-лодке «Кенгуру», тогда их удлиненно-толстые задницы и лопастно-винтовой рев можно вполне использовать как какофонию-прикрытие. Что если подняться повыше, подвинуться к эдакой боевитой парочке «крейсер-линкор» и постараться двигать с ними, пока пути-дороги совпадают? Уж в крайнем случае, если все-таки идентифицируют, разобравшись, что дополнительная магнитная и шумовая составляющая не соотносится с прикрывающим бок соседом, будет некоторый зазор порадоваться тому, что вблизи собственного борта, и уж тем паче под килем, очень нежелательно взрывать мины атомного калибра. Будет время подраться, причем, что радует, ставкой будет не целый мир, а только «Кенгуру-ныряльщик» с экипажем. Эдакий бой-разминочка.
Тем не менее, если подумать, то и таковая развязка ведет к уничтожению мира, ведь в экипаж входит и отмазавшийся от роли осветителя-тушителя шторм-капитан. Однако со стороны подсознания-творца, стирать большой мир столь тривиальным способом просто неэтично даже. В таком духе, можно вообще, ограничиться одним Косакри. Что сложного, огреть его в лодочном коридорном переходе табуреточкой по голове? Ведь в экипаже почти двести виртуальных рыл. У кого-то вполне может случиться помутнение. Да и что далеко ходить? Вот, линейный помощник Пелеко! Вполне годен, да и обиду затаил.
Ладно, табуретка и даже игломет – сущая мелочь сравнительно с «топящей пятерней» антиподов. Сосредоточимся на главном, хоть это тоже порядочная мелкота, взвешивая относительно упущенной возможности прихлопнуть сразу весь мир. Однако если уж дали ему шанс продолжать подвижку по времени, то теперь уж не ленитесь – извлекайте из него мелочные занозы повседневности.
Министр науки не решился лезть под гильотину сам, потому послал одного из заместителей – мальчика для битья – Поко Дидизи, коего для того и поставили на должность, дабы время от времени подставлять под удары. Дидизи попал в науку по случаю своих феноменальных способностей. В принципе куда более прямая дорога приводила его в цирк, и вообще-то именно там он начинал. Однако если складывание, и перемножение чисел длиной в пять-десять сантиметров, причем без посредства бумаги, еще производит на простоватых столичных зрителей хоть какой-то эффект, то решение дифференциальных уравнений, без посредничества ручки и калькулятора, все едино требует предварительной лекции, вследствие которой кое-кто из присутствующих успевает прикемарить, а то и, чего доброго, пульнуть в лектора перезрелым помидором. А вот демонстрация того же в аудитории какого-нибудь закрытого института математических машин, да еще когда рядом парочка операторов-программистов колдуют за пультами, дабы опередить установленный в голове Дидизи природный счетчик, это вот эффект еще тот. Короче постепенно Поко в институтах прижился, а дабы переложить его содержание на государство в целом, ему присвоили вначале первичное, а уж потом несколько следующих научных степеней. И что с того, что Дидизи не обладал навыками логического мышления? Зато память у него была опять же феноменальная. И конечно, какой-нибудь особо принципиальный экзаменатор запросто садил его в лужу по любой из математических теорем, как только углублялся в ее истинный смысл, или же пытался выяснить связь с другими, смежными разделами алгебры. Однако на любого нормального, не сильно закомплексованного преподавателя его умение оперировать таблицами логарифмов по памяти, или вообще вычислять их сходу, причем не с худшей чем в этих же таблицах точностью, производило эффект завораживающий. Так что карьеру в науке Поко Дидизи сотворил. Точнее, ее сотворили за него, и не без помощи министра науки.
Тем не менее, у императора Грапуприса математические фокусы восхищенного обморока не вызывали, и уж тем более в данный момент. Так что министр прислал заместителя Поко лишь в качестве рессоры, должной частично сгладить удар, обязанный обрушится на все Министерство Науки в целом. Способности Поко к заучиванию формул нисколько не могли помочь, потому расчет был только на его природную умственную неполноценность. Такой ход уже проверялся, и приносил плоды. Так что сам министр науки хоть и давно забыл молодость, когда приходилось корпеть над формулами и регулировать «пушку» циклотрона, однако приблизительно понимал и в какой-то мере тонко рассчитывал чувства императора, после хотя бы пяти минут общения с Дидизи. Ощущение было сравнимо с переговорами, например, со сверчком с острова Кибирири, который как известно весьма успешно запоминал и имитировал человеческую речь, но который одновременно с этим был чудовищно страшен и противен визуально, а не исключено даже действительно ядовит. Так что «беседовали» с этим тридцатисантиметровым чудовищем отгородившись ширмочкой, ибо даже металлическая клетка с дырами для дыхания не исключала возможности того, что какой-нибудь из многочисленных жутковатых усиков внезапно явится миру, испортив всю комфортность «разговора» с насекомым. В случае Поко роль ширмочки выполняла человеческая внешность собеседника.
– Опять вы? – спросил его Грапуприс, сидя в кресле над расставленной для боя доской «танко-шахмат».
– Опять я, – кивнул Дидизи.
– Ваше Солнцеизбранство, – подсказал ему император.
– Ваше Солнцеизбранство, – подобострастно повторил Поко. Император взвесил в руке инкрустированную сапфирами фигурку ракетно-ядерной туро-батареи, но засмотрелся на переливы, пожалел и установил обратно на доску.
– А где сам министр? – спросил он без особой надежды получить в ответ что-то ценное, но ошибся.