— Да какие пытки, МихалГенадич?
— Словесные. Давай, давай. Говори.
Майор помялся, помялся…
— Убийство тут случилось.
— Я тут при чем?
— Кинжалом мужика зарезали. Ваших лет, — тут Лисицын подумал… — Примерно.
— Кинжал моих лет?
— Нет, мужик. А кинжал… Вот он, кинжал-то!
И майор достал из чемоданчика вещдок.
МГ осторожно взял в руки пакет с кинжалом… Долго и очень внимательно рассматривал лезвие со всех сторон. Пальцы его машинально попытались разорвать полиэтилен, но он остановил себя еще до того, как Лисицын дернулся:
— Я понимаю, майор, я понимаю…
В устах бывшего командира слово «майор» прозвучало как «боец».
МихалГенадич встал. Подошел к окну, скрипя половицами, посмотрел на дневном свету. Затем вернулся к столу, включил настольную лампу, посмотрел и под ее желтым светом. Покряхтел. Закурил. Наконец, выдохнул:
— Хороший сохран. Очень хороший. Сейчас такое не делают. Где взял? Колись!
— Им недавно зарезали человека.
— Хм… Для того они и сделаны были. Людей резать. Это ж СС. Они на это заточены. Понимаешь?
— Я-то понимаю. Только вот откуда он у нас взялся?
— Сережа, Сережа… — вздохнул МГ. — Ты в курсе, где мы с тобой живем?
— Ну… В России, а что?
— Мы с тобой в Вятской губернии живем. Всегда это место ссылок было. Понимаешь? Вот есть у нас под Белой Холуницей пруд. Бывал там?
— А как же! Вятское море, так сказать!
— А откуда оно взялось? Знаешь? Французы пленные копали. Кого у нас только не было? Знаешь, я тут пытался по латышским легионерам СС дела архивные поднять. Ну, которые у нас тут сидели. Слышал о них?
— Ну так, — неопределенно махнул рукой майор.
— Сидели они тут у нас. Те, кто выжил. А многие еще и остались здесь. Более того, дети их и внуки сейчас вполне себе заслуженные люди. Дочка одного эстонца, например, меня как-то прооперировала. И вот сидим мы тут с твоим смежником из Большого Дома, он мне и говорит. «Геннадич, мол, ты понимаешь, почему нельзя мне тебя в эти архивы пускать?» Детишки-то сейчас в больших начальников выросли. Понимаешь?
— Понимаю… — кивнул майор.
— Понимаешь, откуда может этот кинжальчик взяться?
— Твою ж мать! — с чувством сказал Лисицын, разлил водки по стопарикам и нахлобучил от души. Второй стопарь так и остался стоять на книжке «Танки Второй мировой».
Уже на пороге он обернулся и сказал, улыбнувшись:
— Спасибо, Геннадич!
Вечером того же дня старший советник юстиции Глеб Прохоров и майор Сергей Лисицын медленно вкушали роллы. Или эти, как их… Суши? Хрен их разберешь, японцев. В общем, сырую рыбу с вареным рисом. Запивали эту дрянь водкой. Вкушали и беседовали.
— Мой эксперт предпоследний зуб дает, что это не новодел, но и не копаный. Кто-то это перышко хранил в очень хороших условиях.
— Понятно… То есть ничего не понятно.
— По жмурику есть что, Порох?
— Есть. Новиков Илья Иванович. Семидесятого года рождения. По профессии… Эмн… Компьютерщик. На все руки мастер, как говорится. И веб-дизайнер, и программист, и системный администратор. Я, честно говоря, разницу слабо понимаю. Абсолютно замкнутый человек. Соседи его не видели, не слышали. Похоже, из породы тех аутов, которые на воздух выходят только по причине полного обалдевания.
— А где он тогда работал? На что жил?
— Сирожа! Ты вот современный человек, аж в двадцать первом веке живешь, да? Скажи мне, Сирожа, ты Интернетом пользуешься?
— Порох, не выеживайся!
— На вопрос ответь!
— Ну… Да. «Вконтакте» там переписываюсь, в «Одноклассники» опять же…
— Лисицын! Ты в курсе, что сейчас можно работать в Лос-Анджелесе, жить в Кирове, а покупать всякую фигню на одесском Привозе, при этом не выходя из квартиры? За Привоз я пошутил, если что…
Прохоров как-то раз съездил в Одессу и при любом удобном случае подчеркивал, что он приобщился к Южной Пальмире. Причем, похоже, всеми фибрами приобщился, так как после того отпуска ушел на месяц поправлять здоровье. При этом на все предложения Лисицына посидеть-пивка-футбол-в сауну мрачно отвечал: «Не могу, я на антибиотиках». После того как прокурорский был несколько раз замечен на Триппер-штрассе, сиречь улице Энгельса, возле кожно-венерологического диспансера, майор быстренько сложил пазлы в картинку…
— Вот так наш покойничек и жил. Работал он — хрен пойми кем в компании «Варнет».
— И чего?
— Ничего. Конторка эта занимается разработкой игрушек для великовозрастных балбесов. Знаешь, которые в детстве не доиграли в войнушку, так сейчас пытаются.
— Знаю таких, — кивнул Лисицын. — У нас в отделе два фаната есть. Один на танчиках гоняет, другой на самолетиках пикирует.
Прохоров налил из запотевшего графинчика по стопочкам и продолжил:
— Вот эти самые танчики и принадлежат этой самой «Варнет».
— «Варнет», «варнет»… Это… «Войне — нет», что ли? — вспомнил скудные свои познания в английском Лисицын.
— Нет. Тут другая аналогия. «Терминатора» смотрел?
— Обижаешь! — усмехнулся Лисицын. — Кто ж его не смотрел? «Ал би бэк» и все такое!
— Кстати, знаешь, как хохлы переводят? «Я повернуся!» — усмехнулся Прохоров.
Лисицын гыгыкнул, а Прохоров лишь криво усмехнулся:
— Там искусственный разум назывался «Скайнет». «Нет» на сленге интернет-маньяков — это сеть. «Варнет» — это «Война в сети». Или «Сетевая война».
— Ну… И что?
— А то, Сережа, что они специализируются на играх, посвященных Второй мировой войне. Причем, если в девяностых это были обычные игры, то сейчас они полностью перешли в онлайн.
— Куда?
— Игра по сети. По Интернету.
— Это все, конечно, интересно, — задумчиво протянул Лисицын. — Но при чем тут наш трупешник?
— Боря, он был зарезан кинжалом эпохи Второй мировой. Он работал на компанию, которая делает игрушки по Второй мировой.
— А еще у меня мама родилась во времена Второй мировой. И что?
Прохоров вздохнул.
— Работал он в этой самой «Сетевой войне» бета-тестером.
— Это еще что за хрень?
— Игроком, тестирующим игры. За что ему и платили. Вот сделают они игру и бета-тестеры гоняют по ней, ищут разного рода ошибки, дыры в защите и прочие косяки. Причем платили ему нехило. На его электронных кошельках сумма почти в пол-лимона.
— Зеленых? — удивился майор.