— А больше некому, Сережа, больше некому…
Не успел полковник договорить, как вдруг из темноты вынырнула странная парочка, тут же протянувшая офицерам длинные видеомикрофоны:
— Ваши комментарии по поводу произошедшего?
— Твою мать, — заорал начальник центра в ночное сентябрьское небо. — Кто журналистов сквозь оцепление пропустил? Без комментариев!
— С вами, дорогие зрители, был Алексей Филиппов, онлайн-ТВ… ГородКировточкаруууу!!! — последние слова настырный и несчастный журналюга проорал слитно.
— Мать моя родная… Ладно, гэбист вам всю вводную по пути расскажет. Тут недалеко. Километр всего. Валяй!
Ну и фиг ли делать, когда старший по званию приказывает? Мужикам вручили по «укороту» и здоровенному тактическому фонарю. И бронежилет заставили одеть. И документы сдать зачем-то…
За внутреннее кольцо оцепления их пропустили втроем. Опять же Прохоров, снова Лисицын и с ними третий… Представился он капитаном ФСГБ — Федеральной Службы Государственной Безопасности — бывшей ФСБ-КГБ-ВЧК… Прочие ОГПУ уже никто и не помнит…
Отойдя от оцепления пару сотен метров, капитан-гебист вдруг остановился:
— А теперь, мужики, нормально разговаривать будем. Капитан ФСГБ Владислав Измайлов. Можно просто — Влад.
И протянул руку.
Капитан был суров, спокоен, серьезен и… Спецназерен. Есть такой глагол, да. Говорят, что род войск и род службы влияет на характер человека. Мотострелок — он резок как понос. А что ему терять-то? Мясо войны… Танкистов тоже недаром «бронелобыми» называют. Снайпера обычно спокойные как удавы, лишнего движения не сделают. А спецназеры…
Вот смотришь на человека — улыбается, анекдоты травит. Глаза такие… Добрые. А иногда на секунду замрет… И из лица его вдруг маска смерти на тебя глядит — потусторонняя такая, равнодушная маска убийцы. И движения все — расчетливые. Словно вот он не нос почесал, а примерился — как тебя убить лучше.
— Значит, слушаем сюда, мужики. Все, что там увидите — не удивляйтесь. Это… Это за гранью. Просто смотрите и запоминайте. Там пять жмуриков. И танк. «Тигр». Немецкий. Опоновцы его старой «Мухой» завалили. Сейчас лес прочесывают, но, по-моему, бестолку.
— Чиво, какой еще нафуй, «Тигр»? — удивился Лисицын.
— Железный, тля, с пушкой! — рявкнул вдруг ФСГБшник. — А ты думал, из «Полосатого рейса» сбежавший? Ты у нас, майор, по разного рода нацистам спец? Вот поэтому ты со мной и идешь…
— Ааа…
— А ты, Прохоров, для соблюдения, так сказать, социалистической законности. И не бздите. Нет там никого, кроме трупаков.
— А там? — кивнул Прохоров на дымящуюся девятиэтажку.
— А там… нормально все там. Дом готовили к пуску, в квартирах только пара десятков граждан союзного Таджикистана временно проживала. Нелегально причем. Меня это не касается.
— А немцы-то откуда? — доперло вдруг до Лисицына.
— Вот это мы и пойдем выяснять, майор. Откуда, куда и зачем. А я вас прикрою. Да не бздите вы, мужики! — повторил капитан Измайлов и стер холодный пот со лба. Сентябрь на дворе, не май месяц…
Какое-то время они шли молча по тяжелому от дождей полю, мешая грязь ботинками.
Измайлов вдруг остановился:
— Сон мне вчера приснился. Будто я к брату в деревню поехал. А живет он в сорок четвертом году, надо сказать. Ну, во сне так было. Приехал я, пошли мы в клуб на танцы. Деревянный такой, но двухэтажный, а вместо колонн — стволы деревьев почему-то. Ну сидим, значит, веселимся, танцы под гармошку. Девки дробь каблуками выстукивают. Только вот я почему-то знаю — среди мужиков предатель есть. Полицай…
Лисицын фыркнул.
— Извини. Я не тебя имел в виду. Так вот… Пошел я отлить да и покурить — стою, весь в форме советской, с медалями… И мне вдруг — яблыньк по темечку! Вот я сознание-то и потерял. Прям во сне. Темнота такая же была. В себя пришел — лежу связанный, а дом культуры горит уже. И сам себя со стороны вижу — как лежу связанный, а огонь все ближе и ближе.
Влад почему-то замолчал и лицо его передернула гримаса не то ненависти, не то боли.
— И девка одна вдруг выскакивает прямо из огня. Ко мне бросается, веревки на мне режет. А я соображаю плохо — надышался дымом и башка в крови. Она меня к окну подтаскивает и кое-как переваливает через подоконник. Я кулем в кусты падаю со второго этажа. Она уже в проеме оконном стоит, вот-вот прыгнет… И тут под ней что-то рухнуло… Она прямо в пламя и провалилась. Парни-комсомольцы меня оттащили, а я дрыгался. За девкой той все прыгнуть норовил. А ведь даже и не знал, как зовут. И не было ведь ничего между нами. А утром я того полицая лично расстрелял, хотя и на ногах еле стоял. Проснулся — и жалею. Надо было повесить мерзавца. Или сжечь нахер.
Капитан замолчал…
— Так вот, чтобы мне яблыньком опять по темечку не попало — вы меня и прикрывать будете, пока я работаю.
— Мы вроде как не обучены, — ответил Прохоров.
— Кого волнует этот фактор? — пожал плечами Измайлов.
Япы базировались на юге.
Немцы — на западе, естественно.
Русские шли с востока и северо-востока.
Кто возьмет и удержит холм в течение пятнадцати минут — тот и выиграл.
Три команды против друг друга… Пошел обратный отсчет…
Понеслась!
На этот раз первым он пошел на «Штуге». Ну как пошел? Скорее пополз, прячась за спинами более толстокожих камрадов. Здесь было одно отличие от полуфинала. Пехоты — не было. Минные поля, правда, были. Вырываться вперед Мутабор здесь не собирался. Смысл? Ну завалит он пару-тройку русских БТ или Т-50? И что? Цель противотанковой установки — средние и тяжелые танки. Бить издалека и наверняка. Словно копьеносцы в фаланге. А именно так немецкая команда и построилась. Впереди ровным роем уцелевшие после вчерашнего боя — легкие. За ними ровным рядом тяжелые «Тигры» и даже пара «Маусов» — словно гоплиты древнегреческие. А за ними противотанкисты со своими длинными и мощными стволами. Кавалерия же — средние танки — выжидала своего часа, прикрывая пока дальнобойные немецкие катапульты с требучетами — сиречь, арты.
Русская волна зеленых, хорошо видных на снежной карте, танков вынеслась неожиданно. Немецкие «Рыси» [25] и «Леопарды» буквально ринулись в стороны, стараясь, во-первых, освободить пространство для удара своим, а во-вторых, стремясь уйти из-под огня «ИСов» и прочих бронированных русских тварей.