– Кто у них тут присматривается к маркам. Вертолет военный, потому что весь зеленый… – Дядя Миша облизнул губы. – Да я понимаю. У нас в восемьдесят втором три орла шли по тундре гораздо раньше срока, надоело им на хозяина мантулить, весной запахло, вот в зеленый отпуск и сорвались… Рассказывали потом так: будто летит вертушка, а на ней есть какая-то хреновина, соединенная с пулеметом. Пулемет спаренный. Локатор какой-то на него присобачен… В общем, летят над голой тундрой, по пути эта техника постреляла вдоволь оленей, потому что ей же не объяснишь… И вдруг по пустому месту – та-та-та… Вертолетчики кружат, а пулемет лупит по голой равнине. Ну, сели. Посмотрели. А там лежат эти трое, мохом замаскировавшись, и пулями их порвало так, что опознавать нечего… Есть такие локаторы? Или свист?
– Есть, – сказал Данил невесело. – Чистую правду тебе рассказывали, никакого свиста.
– Печально…
Показался железнодорожный вокзал, серый домик в стиле позднего сталинского ампира. Дядя Миша свернул в сторону, подвел «уазик» к черному ходу какого-то большого магазина. Пояснил:
– В подсобке у грузчиков сидит. Хоронится. Они ему старые кореша, так что спрятали. Рыночные реформы определенно затронули и закулисье магазинов – на столе у грузчиков в огромной подсобке имели место матовая бутылка неплохой импортной водочки, баночное пивко, ветчина из вакуум-пакетов и тому подобный заграничный ширпотреб (сплошь и рядом произведенный в отечестве). Два мордатых детинушки сговорчиво после первого же кивка дяди Миши покинули помещение – то-то он при первой возможности укатывал в Куруман, готовил себе посадочную площадку Корявый, надо понимать, обстоятельно, повсюду обрастая связями.
Третий, оставшийся за столом – это, конечно, и есть бич. Именно бич, похмельный, но опрятный, с продубленной геологическими ветрами физиономией.
Меж бичами и бомжами – разница огромная и принципиальная, любой повидавший жизнь человек с этим согласится. Бомж – это, как правило, вонючее грязнейшее существо, само себя поставившее в положение бродячего барбоса. Бич же – скорее волк, апостол свободной жизни, прямой наследник гулящего люда прошлых веков, от донских казаков до конкистадоров. Конечно, свою лепту вносила и водочка, и зона, и прочие житейские пакости, но все же главный побудительный мотив здесь – нежелание жить по звонку, аккуратно вносить квартплату и приходить на работу по четкому расписанию. За последние десять лет многое изменилось, конечно, но допрежь того по стране передвигались многие тысячи жилистых мужиков, мастеров на все руки, жаждавших одного – воли. По прошлой жизни кое-кто из них имел вузовский диплом, а то и два. В этом незаметном и неизвестном посторонним мирке можно было встретить и капитана дальнего плавания, и бывшего майора-танкиста, и писателя, и врача… Сидевший перед Данилом мужик относился, сразу видно, к ветеранам Движения, не выброшенным на обочину идиотскими реформами, а добровольно пустившимся по одной шестой части земного шара.
– А ты, Корявый, говорил, что приведешь фирмача… – сказал с ноткой философской грусти Дубленый. – У него ж глаза опера, да не сизаря – из-под Феликса…
Дядя Миша набулькал себе на два пальца водочки, зашвырнул в рот, пожевал обрезок багрово-красной ветчины и сказал тихо:
– Ты за базаром следи, Доцент. Когда я оперов приводил? Мало кем человек может быть по прошлому… Тебя вот взять. Если тебе напомнить, как ты электронами по протонам колотил – драться полезешь…
– Что, в самом деле физик? – спросил Данил.
– То-то и оно, что нет. Только я сорвался в вольную жизнь сразу, едва понял, что не физик, а другие остались… Все понимая.
– И много надо на билет?
– Билет, да поесть в дороге, да пузырь в дорогу… Штук двести.
Данил молча отсчитал шесть пятидесяток. Протянул бывшему физику, поинтересовался:
– Не пропьете?
– Не рискну. – Тот спрятал деньги, явно повеселев. – Постараюсь сейчас же прыгнуть на ближайший состав, все равно, западный-восточный… С билетом надежнее, не ссадят. А оставаться в этом воеводстве не хочется что-то…
– Почему? – спросил Данил. – Рассказывайте.
– Одиссея у меня получилась короткая, но странная, – сказал Доцент. – Две недели назад попал в КПЗ, при кой-каких отягчающих обстоятельствах, так что пятнадцать суток принял как божий дар, ибо светило худшее… И приготовился отбывать, как обычно, на керамзитовом, но тут принес черт «покупателя»…
– В этом есть что-то необычное? – спросил Данил.
– Да нет. «Покупатели» всегда толкутся, самые разные. В основном с ЖБИ и председатели колхозов – тут вокруг куча обезлюдевших деревушек, титулуют его председателем, а у него три бабки и залившийся тракторист. Вообще-то председатели кормят от пуза, летом у них можно и попрацовать…
– Вы уж, пожалуйста, ближе к теме, – сказал Данил.
– Объясняю просто, что в самом факте явления «покупателя» ничего странного нет… И глаз на них наметанный. Так вот, этот, чем хотите клянусь, таким делом занимался впервые. Но грамотно, вам скажу – на свой лад… Напихал нас с десяток в военный «зилок», в фургон, запер снаружи – и покатили.
– Почему вы решили, что машина – военная?
– Номера. Лысопогонник за рулем. Эмблема ФКГЗ. Ну вот… Ехали часов восемь, судя по скорости и качеству дорог – окна-то в кузове были – проехали километров триста. В долину посреди тайги. Там палаточный лагерь, на манер геологического – палаток десятка два, военные машины, рация, солдатушек примерно взвод, пара офицеров, с десяток ученого народа обоего пола. Только экспедиция оказалась не геологическая, а археологическая. Из Москвы. Выстроил нас этот «покупатель» – он, между прочим, в полковничьих погонах – и объявил, что свои пятнадцать суток нам искупать предстоит на земляных работах. Назавтра же утречком выдали инструмент – и пошла перековка… Недельку перековывался, а потом сбежал. Подкопил тушенки – кормили от пуза, тут не упрекнешь, и в забор давали что душе угодно – помолился лешему, чтобы отвел зверье, прокрался ночью в тайгу и вжарил, держа курс на два лаптя правее солнышка. Через четыре дня вышел к деревне, осмотрелся, рискнул вступить в контакт с местным населением, подработал на автобусный билет – и сюда…
– Так, – сказал Данил. – Значит, не понравилась экспедиция?
– Не понравилась.
– А почему? Кормили, не обижали, пятнадцать суток все равно надо где-то отрабатывать…
– Вы в чутье верите? А в дурные предчувствия?
– Верить-то я верю, – сказал Данил. – Только вы постарайтесь подробнее дурные предчувствия описать…
– Я в поле ходил раз пять. С геологами. Дело вроде бы почти то же самое, однако обстановочка не та. Солдаты каждый день в карауле. С автоматами. Устроят кольцо примерно на километр вокруг раскопок и торчат весь световой день без всякого пересменка. Полковник сказал, что у тохарцев идет какая-то заварушка, и может налететь банда, только через пару деньков, когда обжились, присмотрелись и прикинули, сообразили, что они, полное впечатление, не нас от тайги стерегут, а тайгу от нас. У нас четверо сидели, они и определили наметанным глазом, что больше всего это похоже на зону, а полковник – не строевой, а скорее Мюллер [3] … На ночь нас сгоняли в одну палатку, ставили вертухая. Если б у него в тот раз поноса не приключилось, не уйти… Ночью спали без задних ног, особо не поболтаешь, но душу отводили в раскопе. И ребята дня с третьего начали толковать, что дело вонючее. За последние годы случались уже в наших местах… и не только в наших… такие вот экспедиции. Наберут бичар, наобещают золотые горы – а потом пропадают люди на вечные времена… Я понимаю, вроде бы и нет ничего конкретного, но если собрать в кучу… Во-первых, оказалось, мы все десятеро – из бичевья. Ни местной прописки, ни постоянного места жительства. Ни одного куруманского. Если вдруг растаем в небесах, ни одна собака не обеспокоится. Во-вторых, солдаты странные какие-то. Не то что обычные пацаны. Самому младшему лет двадцать пять, наколка на каждом втором, на нас смотрят волками.