Имелась отдаленная вероятность, что Сото вышлет замену киллеру, который подстрелил Арни, и поэтому национальный комиссар решил всем объявить, будто Магнус вылетел обратно в Бостон. На самом деле он поселил Магнуса на ферме своего родного брата, в полутора часах езды к северу от Рейкьявика. Удивительно красивое место, на берегу фьорда, просто дух захватывает. Брат комиссара полиции и вся его семья оказались радушными хозяевами.
А вот о Колби вестей не было. Совсем. Хороший знак — ей всего-то осталось прятаться пару дней.
— Какие планы? — спросил Магнус, разглядывая нависшую над ними громадину Геклы.
— Лезем наверх.
— Позвольте поинтересоваться: а с какой стати?
— Что ты за исландец такой? — рассмеялась Инкилейф. — Погода чудесная, вот мы и устраиваем восхождение. Разве тебе не хочется?
— Да нет, хочется, — сказал Магнус. — А это трудно?
Он специально позаимствовал горные ботинки у фермера, да и вообще оделся под стать оказии.
— Летом-то легко, но в нынешний сезон не очень. В начале мая далеко не весь снег успел сойти, хотя, я думаю, мы справимся. Хватит болтать, пошли.
Они стали карабкаться по склону. День и впрямь выпал отменный: небо прозрачное, виды великолепные, воздух чуть ли не звенит от свежести. Снег присыпал лаву и пемзу, так что идти было намного легче, чем по голым черным камням. Магнус радовался физической нагрузке, настроение у него было приподнятым: как все же здорово, что Инкилейф рядом. Девушка задала приличный темп, и сержант с удовольствием последовал ее примеру.
— Как твой друг, кстати? — спросила она, остановившись перевести дыхание и повосторгаться видами. — Которого ранили?
— У Арни дела идут на поправку, и слава Богу. Врачи обещают, что он полностью восстановится.
— Рада это слышать.
Сейчас перед глазами распростерлась темная долина реки Тьоурсау, еще дальше лежала широкая равнина, по которой текла Хвита, а ближе к горизонту опять начинались горы.
— Так ты, значит, завтра улетаешь? — помолчав, спросила Инкилейф.
— Ну да.
— Вернешься?
В тоне, которым она задала этот вопрос, Магнус уловил нотку опасливой надежды.
— Не знаю, — ответил он. — Поначалу я был категорически против, но комиссар стал уговаривать. Вот хожу теперь и думаю…
Он и впрямь всерьез размышлял над этой дилеммой, частично оттого, что чувствовал себя обязанным за все те добрые дела, что национальный комиссар и Арни для него сделали. Имелось, впрочем, и зернышко подозрения, запавшее в его душу тремя днями раньше, по дороге в Тьоурсаудалур: а что, если причины убийства отца можно отыскать скорее в Исландии, нежели на улицах Бостона?
Как он и предполагал, это зернышко пустило корни и умирать не собиралось.
— Не знаю, поможет ли, — сказала Инкилейф, — но мне очень хочется, чтобы ты вернулся.
Она посмотрела на него с застенчивой улыбкой. Магнус невольно улыбнулся в ответ и вновь обратил внимание на шрамик у нее над бровью — крошечный и уже столь знакомый. Как странно: они словно знают друг друга очень давно, хотя с их первой встречи, когда Магнус пришел к ней в галерею взять показания, вряд ли минуло больше десяти дней.
— Да, твое желание и впрямь сильно перевешивает чашу весов.
Она скользнула ближе, обняла Магнуса и поцеловала — долго и с чувством.
Затем отшагнула назад.
— Ну ладно, пойдем. Нас ждет долгий путь.
Чем выше они поднимались, тем более странным становился горный пейзаж. У здешнего вулкана не имелось традиционного, аккуратного конуса; напротив, его вершина была испещрена серией древних кратеров, следов былых извержений. Из трещин тянуло сернистым дымом. Снег истончался с каждым шагом, все чаще и чаще попадались голые проплешины. Погладив один из черных лавовых наростов, Магнус понял причину; камень был теплым. Где-то там, в толще земли — причем не очень-то глубоко, — кипела вулканическая магма.
Когда путники достигли вершины, у них захватило дух: вся Исландия раскинулась у ног — широкие реки, иззубренные горные хребты, медлительные и могучие ледники…
— Знаешь, прямо мурашки по коже бегут, стоит только вспомнить, что тысячу лет назад на этом же месте стояли три побратима, — негромко сказал Магнус. — Ну, ты помнишь, из саги: Исилдур, Гекур и Асгрим.
— Да…
Сержант огляделся.
— А интересно, в какой именно кратер они собирались швырнуть кольцо?
— Кто знает… — отозвалась Инкилейф. — Отец тоже сильно страдал по этому поводу. Между прочим, это он меня сюда в первый раз привел. За прошедшие века гора не раз меняла свой облик.
— Слушай, а что ты планируешь делать с сагой? Все-таки продашь?
Инкилейф покачала головой.
— Мы собрались передать ее в Институт Арни Магнуссона, только не сразу. Я договорилась с Лоренсом Фелдманом, что он с годик подержит сагу у себя, а за это поможет нашей галерее остаться на плаву. Бирна тоже получит свою долю.
— Что ж, неплохая мысль.
— Ну да. Кстати говоря, не моя, а Лоренса. Вроде бы никто не возражает. У меня такое чувство, что его мучает совесть, вот он и решил загладить ошибку…
— Давно пора, — заметил Магнус.
Он призадумался, вороша в памяти события, произошедшие за минувшие две недели. Удастся ли когда-нибудь найти кольцо? Тело Петура до сих не обнаружили; по-видимому, пройдет несколько дней, а то и недель, прежде чем его выбросит куда-нибудь на берег. Пожалуй, все только выиграют, если кольцо останется лежать на дне Гюдльфосса.
Впрочем, говорить такие вещи Инкилейф он поостерегся. В конце концов, речь идет о ее брате…
— Ну что, пошли? — позвала девушка. Она направилась вниз по склону, но не по той тропинке, по которой они поднимались, а чуть левее. Здесь снега почти не было, от грунта веяло теплом. Инкилейф обогнула древний кратер и остановилась возле узкой спирали пара, который бил из трещины возле ног.
— Эй, поаккуратнее! — предостерег Магнус. Тоненький снежный покров и лавовая наброска, на которой стояла девушка, выглядели крайне ненадежными. В воздухе витал едкий запах серы.
Инкилейф что-то извлекла из кармана.
— Что это у тебя? — насторожился сержант.
— Колечко.
— Колечко?! Я-то думал, оно осталось у Петура!
— Он мне его сам дал. Наверное, надеялся, что оно заставит меня передумать.
— И никому об этом не сказала?!
— Угу.
Магнус замер в нескольких шагах от нее. Его очень тянуло взглянуть на кольцо — источник всех бед и неприятностей, что произошли за последние полмесяца. Да нет, при чем тут полмесяца? Бери шире: за целое тысячелетие…