– Как он мог так долго от нас это скрывать? – спросила потрясенная рассказом брата Энн.
– Он сказал, что начал играть после смерти мамы.
– Да, она бы сразу это заметила и немедленно его остановила. А папа слишком горд, чтобы играть в ее присутствии. Ты, наверное, очень рассердился. Особенно в свете того, что он долгие годы тебя донимал в связи с твоей работой.
– Это не то слово. Но он обещал обратиться в общество Анонимных игроков. Посмотрим, сдержит ли он обещание.
– По крайней мере мы видим, что ничто человеческое ему не чуждо.
– Если лицемерие можно считать признаком человечности.
– Думаю, это именно так. А вы похожи друга на друга даже больше, чем я думала.
– Перестань, Энн! Как ты можешь?
– Вы оба – азартные игроки. Оба стремитесь контролировать ситуацию. И ни один из вас до конца не преуспел.
– Я никогда не проигрывал сто пятьдесят тысяч штук на бегах!
Энн в ответ лишь вскинула брови.
Да, во время учебы в Кембридже Кальдер флиртовал с азартными играми. Первокурсником он регулярно сражался в покер. Игра увлекала его. Особенно ему нравилось, что покер на самом деле требует от игрока большого искусства, умения просчитывать вероятности и способности привлечь фортуну на свою сторону. Но как-то раз к их игре присоединился беспутный выпускник Винчестерского колледжа по имени Джонни. Преисполненный очарования и наполненный пивом, он делал крупные ставки и проиграл – в основном Кальдеру, который вышел из игры, разбогатев на пятьдесят гиней. На следующей неделе Джонни снова принял участие в игре. Кальдер каким-то образом ухитрился проиграть ему двести фунтов – сумму для студента весьма значительную. Он вышел из игры, написав долговую расписку почти на все, что мог выдержать его банковский счет. Казавшийся в доску пьяным Джонни хитро ему подмигнул.
Именно в этот момент Кальдер осознал, что покер – грабительская игра. Да, она требует определенного искусства, но всегда найдется игрок, который окажется искуснее тебя и просто заберет твои деньги.
Когда Кальдер стал трейдером, ему нравилось, что он может делать ставки, только когда шансы на его стороне.
– Итак, что ты делаешь в Лондоне? – спросила Энн.
– У полиции нет времени или настроения расследовать обстоятельства смерти Джен и Перумаля, и я решил заняться этим самостоятельно. Я понял, что не в состоянии спрятаться в Норфолке и просто забыть об этом.
– Я рада, что ты что-то делаешь для этой хорошей женщины. Желаю успеха. – Энн подняла бокал и отпила вина. Затем она задумалась и после недолгого молчания добавила: – Но меня беспокоит одно обстоятельство.
– Что именно?
– Если ты прав и смерть Перумаля каким-то образом связана с тем, что он начал задавать неудобные вопросы о Джен, то… – Теперь она казалась по-настоящему встревоженной.
– То что?
– Ты сам можешь оказаться в опасности, задавая такие же вопросы.
Надо сказать, что эта мысль уже не раз приходила Кальдеру в голову.
– Не беспокойся, – успокоил он сестру. – Со мной все будет в полном порядке.
Официант внимательно слушал Тарека, который заказывал ему весьма сложный завтрак. Однако надо отдать ему должное: делал Тарек это очень четко. Блюдо включало в себя сыр моцарелла, итальянский хлебец, оливковое масло и черный перец. Тарек любил завтракать и обожал «Клариджес», поэтому Кальдер не удивился, когда бывший босс назначил ему встречу на семь утра. В это раннее время элегантный обеденный зал был практически пуст, если не считать суперактивных американских туристов, желавших как можно раньше приступить к осмотру достопримечательностей. Бизнесмены должны были появиться здесь несколько позже.
После своего ухода из «Блумфилд-Вайс» Кальдер встречался с Тареком в первый раз. Ему показалось, что у того появилась некоторая округлость чуть выше пояса, никак не вязавшаяся со всем остальным его тощим телом. Однако карие глаза бывшего друга оставались такими же карими, как раньше, а их взгляд – столь же проницательным. Несмотря на печальные обстоятельства, при которых им пришлось расстаться, Кальдер был рад встрече.
– Ты, наверное, уже привык к роли топ-менеджера? – спросил он Тарека. – Теперь тебе нет нужды бывать на утренних совещаниях.
– Вообще-то я продолжаю в них участвовать, чтобы быть в курсе, – ответил тот. – Хороший завтрак я позволяю себе лишь по особым случаям. Вроде этого, – с улыбкой закончил он.
– По работе трейдера не скучаешь?
– Немного, – признался Тарек. – Мне сейчас приходится разгребать столько дерьма… Но дела, слава Аллаху, идут неплохо. По крайней мере в департаменте фиксированных доходов. Мы вернули себе первое место в лиге по части еврооблигаций, получив в прошлом году рекордную прибыль. Мне кажется, я сумел добиться, чтобы брокеры и трейдеры стали работать одной командой.
– Великий день, – фыркнул Кальдер. – Коль скоро речь зашла о брокерах, как поживает Кэш Каллахан?
– Все еще возится с облигациями.
– А как дела в моей бывшей группе?
– Теперь там заправляет прибывший из Нью-Йорка Кевин Штрамм.
– Я слышал, что он очень хорош в деле.
– На самом деле он очень дисциплинирован, но ему не хватает твоего нюха. За последние полгода мне пару раз хотелось отпихнуть его в сторону и рискнуть самому крупным портфелем, но парень, слава Богу, приносит прибыль.
– Как дела у Нильса?
– Из него постепенно получается компетентный трейдер. Но ему не по себе из-за ограничений, которые накладывает Штрамм.
– Я желаю удачи им обоим.
Тарек проглотил кусочек пропитанного оливковым маслом хлеба и сказал:
– Ты спросил, не скучаю ли я по торговому залу. А ты?
– Нет. Совсем нет.
– Неужели? – Судя по выражению карих глаз Тарека, он не поверил Кальдеру. – Тебе не скучно без рынка? Без игры портфелями? Без риска?
Кальдер улыбнулся про себя, вспомнив, как совсем недавно чуть было не совершил приземление на голову, и сказал:
– Нет-нет. Я вполне счастлив. Летная школа, которую я приобрел, постепенно встает на ноги. И у меня есть возможность часто и много летать.
– Ты знаешь, что тебя у нас примут с распростертыми объятиями. В любое время. Ты нам нужен.
Официант принес яйца с беконом, и Кальдер приступил к еде.
– Нет, Тарек, – наконец нарушил он молчание. – «Блумфилд-Вайс» изменился, а я, увы, не менялся вместе с ним.
– Не согласен.
– Перестань! «Блумфилд-Вайс» ныне принадлежит таким, как Карр-Джонс. И таким, как Тесса Трю.
– Вообще-то она ушла. Ты этого не знал?
– Нет. Надеюсь, ее уволили?