— Какой это был день? — спросила она.
— Суббота. Как раз тогда был убит Фрэнк Кук.
— Как же, помню, — сказала Ширли Альтшуль, бросив на меня колючий взгляд. — Всю вторую половину дня ты проработал в саду, а затем мы смотрели взятую напрокат кассету. Но все это мы уже успели рассказать полиции.
— Да, дорогая, но Саймон, похоже, ведет собственное расследование.
— Кроме вас, здесь кто-нибудь был?
— Нет, — ответила Ширли. — Наши дети в колледже.
— А кто брал в пункте проката пленку?
— Я, — сказала Ширли. — Это был фильм «Трудная смерть». Арту нравятся такие картины. Но я не понимаю, почему вас это интересует, неужели вы считаете, что…
— Ни в коем случае! Как я уже сказал Арту, мне хочется воссоздать все следственные действия, произведенные полицией. Так что я теперь с полным основанием могу вычеркнуть Арта из своего списка, хотя, по правде говоря, он там вовсе и не находился.
— Я отправляюсь в магазин, Арт, — сказала Ширли, как мне показалось, несколько встревоженно. — Скоро вернусь.
— Увидимся позже, дорогая.
Я подождал, когда она выйдет из гостиной, и продолжил допрос:
— Как ты думаешь, кто мог убить Фрэнка?
— Не имею ни малейшего представления. Мы с Джилом, естественно, на эту тему толковали. Не верю, что это сделал кто-то из сотрудников «Ревер». Скорее всего его убил какой-то сумасшедший бродяга. Не сомневаюсь, что копы его в конце концов найдут. Остается надеяться, что они схватят парня до того, как тот успеет еще кого-нибудь прикончить.
— Скажу по секрету: я себя ужасно чувствую, видя, как копы обкладывают меня со всех сторон, — сказал я. — Это сильно подрывает веру в действенность всей правоохранительной системы.
— Еще бы.
— Слышал, что с тобой когда-то тоже происходило нечто подобное. После самоубийства твоего партнера.
— Кто тебе это сказал? — резко спросил Арт.
— Ей-богу, не помню. Шло общее обсуждение каких-то сплетен. Я тогда вообще решил, что это скорее всего неправда.
— Нет, это правда. — Он посмотрел на меня, затем на часы (стрелки показывали четверть шестого), бросил взгляд на дверь, через которую только что ушла его жена, и спросил: — А как ты посмотришь на то, если мы выпьем по-настоящему?
— По-моему, немного рановато, — ответил я.
Я понимал, что спиртное развяжет ему язык, но поощрять бывшего алкоголика к выпивке вовсе не хотелось.
— Не валяй дурака. Бурбон со льдом сойдет?
Я утвердительно кивнул, сознавая, что если Арту по-настоящему захотелось выпить, то остановить его я не смогу.
Арт просунул руку за книжный шкаф и извлек оттуда бутылку. С полки он снял два чистых стакана и нагреб льда из небольшого холодильника, до отказа набитого, как я успел заметить, банками «Доктор Пеппер». Через мгновение я уже держал в руке стакан с щедрой порцией бурбона.
— Ух! — Арт сделал огромный глоток и с меткостью заправского баскетболиста закинул пустую алюминиевую банку из-под своего любимого напитка в стоящую в противоположном углу комнаты корзину для мусора. — Вкус что надо. Итак, мне тоже пришлось побывать в шкуре главного подозреваемого. Скверное было время. Создавалось впечатление, что все вокруг меня идет совсем не так, как надо. Выяснилось, что партнер в течение многих лет обворовывает нашу компанию. В результате нам обоим предстояло сделать громадные гарантийные платежи. Но этот глупый сукин сын предпочел себя убить. Копы тут же обвинили меня.
— Но у них не было никаких улик, не так ли?
— У них не было вещественных доказательств. Но все остальное полиция имела в избытке. У меня был мотив, а мое алиби могла подтвердить лишь Ширли. Ей, естественно, не верили. Кроме того, против меня было и то (прямо мне об этом, конечно, не говорили), что я воевал во Вьетнаме. Это меня больше всего выводило из себя. Меня считали убийцей только потому, что я сражался за свою страну.
— Я прекрасно понимаю, как ты себя чувствовал. Именно по той же причине Маони точит на меня зуб.
— Но ты же не был на войне, — сказал Арт, глядя на меня с некоторым любопытством. — Мне всегда казалось, что вы, парни, в основном гарцуете на лошадях, охраняя чаепитие вашей королевы.
— Нет, в боях я не участвовал. Но мне пришлось оставить лошадей, чтобы научиться водить бронетранспортер. Я провел целый год в Северной Ирландии, и Маони это не нравится.
— Да, подобное возможно, — согласился Арт.
— Но в итоге они так и не смогли на тебя ничего повесить?
— Нет. У меня был отличный адвокат, и им пришлось оставить меня в покое. Похоже, что этот мерзавец Слейтер достает меня и из могилы, — фыркнул он и отпил немного виски.
— А как было во Вьетнаме? — спросил я.
Арт подозрительно посмотрел на меня, очевидно, опасаясь подвоха, но все же ответил:
— Совсем не так, как я ожидал. Так войны вестись не должны. Нас учили вовсе не этому. — Сделав изрядный глоток виски, он продолжил: — Я стараюсь об этом забыть. Мне не всегда это удается, но я пытаюсь.
Этот ответ был совсем не в духе Арта. В нем не было ни присущей этому человеку бравады, ни хвастовства, что меня изумило, и я поблагодарил Бога за то, что мне не пришлось испытать ничего подобного.
Арт опустошил стакан, налил себе еще и спросил:
— А как было в Северной Ирландии?
— Довольно неприятно, — ответил я. — Мы находились там, чтобы не позволить одной половине населения страны перебить другую. И обе враждующих стороны нас в равной степени ненавидели. Там вся атмосфера пронизана ненавистью. Девяносто девять процентов времени царят тишина и покой, а затем взрывается бомба или раздается выстрел из-за угла, и твой товарищ гибнет.
— Думаешь, стратегия умиротворения сработает?
— Надеюсь, — пожал плечами я.
Некоторое время мы сидели молча, а затем Арт спросил:
— Ты не считаешь, что это хорошая школа?
Я не ответил, так как не верил, что на войне можно научиться чему-то полезному. В каждом обществе имеется грязная работа, и вождям ничего не остается, кроме как внушать молодежи, что это вовсе не мерзкое занятие, а благородный долг во имя национальных интересов. Лично я чувствовал, что стал не лучше, а хуже после того, как был вынужден застрелить двух человек.
Я допил виски, и Арт налил мне новую порцию.
— Послушай, — сказал он, — а ты не хотел бы взглянуть на мою коллекцию оружия?
— С удовольствием, — ответил я.
Любовь Арта к огнестрельному оружию меня интересовала.
Мы оставили стаканы на столе, и Арт провел меня в подвальное помещение. Вдоль одной стены подвала располагались весьма прочные на вид металлические шкафы. Хозяин дома достал из кармана ключ и открыл один из них. В шкафу находилось с полдюжины старинных мушкетов, ружей и карабинов. Большая их часть относилась ко времени Гражданской войны, однако в одном из ружей я узнал мушкет под названием «Длинная Бетти», который в свое время был на вооружении британской армии.