Звягинцев сразу вспомнил, как Иван произнёс эти же слова несколькими днями ранее, но тогда обстоятельства помешали. Взяв пульт, профессор отрубил звук телевизора.
– Конечно, Ваня. Ты где?
– Да я рядом, на углу. Сейчас буду.
Тут надо пояснить, что с некоторых пор Кудеяр был почти такой же вольной птицей, как и профессор с подчинёнными. То есть мечта академика Опарышева выжить его из института счастливо сбылась. Другое дело, Скудину не пришлось унижаться, сочиняя заявление с просьбой о предоставлении ему добровольно-принудительного отпуска без содержания. Вот именно, с просьбой. Вы замечали, любезный читатель, как часто наше государство, силком заставляя нас делать что-нибудь весьма нежеланное, ещё и обязывает об этом просить? Да вы наверняка сталкивались. Например, если вы покупаете микроавтобус или отечественный внедорожник, при его регистрации вас для начала погонят из МРЭО в военкомат. Чтобы там вы его поставили на учёт для каких-то таинственных и туманных государственных нужд. Видимо, так проще чиновникам, которым лень заглянуть в базу данных ГИБДД. Ругаясь и жалея потраченного впустую времени, вы тащитесь в этот самый военкомат. И заполняете там типовой бланк заявления, начинающийся пресловутым: «Прошу…»
Ну так вот, Кудеяру и его ребятам никаких челобитных составлять не пришлось. Выручил генерал-майор Кольцов, возглавлявший структуру «красноголовых». Употребив свои – заметим, очень немалые – полномочия, он забрал Скудина с его группой к себе, а на охрану гатчинского «Гипертеха» поставил других людей. Скудин покинул привычный кабинет без каких-либо сожалений. Научное учреждение Опарышева и Кадлеца без тридцать пятой лаборатории, без Льва Поликарповича и Марины успело стать для него чужим. И вполне безразличным.
Кольцов разумно использовал пополнение. Иван даже не особенно удивился, узнав, что генерал был в курсе подпольной деятельности Звягинцева. Более того, Кольцов её горячо одобрял. Вообще было похоже, что начальство ожидало научных решений именно от опальных учёных, а не от разных там международных комиссий. С чьей подачи сформировалось подобное мнение, было не особенно ясно, но не всё ли, впрочем, равно?
Важно было то, что спецназовцев не отправили патрулировать улицы и не приставили в помощь американцам, продолжавшим мужественно охранять стену. То, чем они теперь занимались, можно было истолковать как продолжение их прежней службы. Просто основная площадка «Гипертеха» как бы перенеслась на улицу Победы, в крайний дом, стоявший фасадом к одноимённому парку. И всё…
…Вот заверещал недавно поставленный домофон, и Кнопик с заливистым лаем понёсся в прихожую. Сейчас придут друзья, сейчас будет весело и интересно!
Иван Степанович Скудин, что было для него не особенно характерно, держал под мышкой папку с бумагами. Одно утешение, что не особенно толстую.
– Помните, вам как-то на день рождения подарили круг для точила? – сказал он Льву Поликарповичу. – Шутили ещё, что это как бы философский камень, он же оселок для оттачивания научной мысли… Ну и на худой конец – хороший аргумент в научной дискуссии. Вот ещё один такой аргумент вам несу. Может, сгодится. Только надо кое-что провентилировать…
– Кхм, – кашлянул профессор. Вот уж чего он от бывшего тестя – невзирая на гэбистское происхождение последнего – ни в коем разе не ожидал.
– Опарышев, – пояснил Иван, раскладывая бумаги на столе. И сразу перешёл к делу: – Вот тут разведка доносит, что на первых курсах института он учился лучше, чем на последних… Не поясните?
– Так на первых курсах только общие предметы, – пожал плечами профессор. И хмыкнул: – Сплошная история партии. Ну, ещё физика с математикой, как продолжение школьной программы. А вот дальше уже специальность, там головой думать приходится.
– Ага. – Скудин нахмурился, кивнул, сделал пометку. – Едем дальше… Учился он, как мы поняли, середнячком, после чего распределился в ЦНИИПЭ, куда…
– Брали даже не всяких отличников. Блат, Ванечка. Рука, как тогда говорили. Волосатая…
– Тогда уже был проходимцем.
Кудеяр снова кивнул, усмехнулся, перевернул страничку. Он помнил, как Эдвард «Тед» Кеннеди решил было баллотироваться в президенты и что по этому поводу сказал один продвинутый американский комментатор. «Ничего не получится, – гласил вердикт матёрого политолога. – Тед в школе списывал. Этого избиратели ему не простят…» И не простили. Пришлось младшему Кеннеди засовывать президентские амбиции куда подальше и довольствоваться малым. Но ведь это Америка. Предъяви-ка у нас такой аргумент… Ха-ха, вот именно, почувствуйте разницу.
Так… Добродеев Иосиф Юрьевич… сборник институтских трудов… помощник… аспирантура… экзамен по специальности…
Он очень боялся что-нибудь упустить и без конца косился на Звягинцева, внимательно читавшего второй экземпляр Борькиной справки.
– …похороны. Ага, вот тут дальше я чего-то не понимаю. Лев Поликарпович, ему уже за сорок было, ведь так? Давно кандидатскую защитил…
– Знаем мы таких кандидатов. – Профессор отвлёкся от текста и сдёрнул с носа очки. – Вот тут сказано: «злые языки утверждали». Да не злые языки, а так всё и было. У Иосифа Юрьевича в самом деле незаконченная работа лежала. Мы все ему говорили – давай, а он только отшучивался: некогда. Вот в итоге и перевёл добро на говно.
Звягинцев сам почувствовал, что разволновался сверх меры, и сунул руку в карман, где у него на всякий случай хранился сердечный спрей «Изокет».
– Угу, – проворчал Кудеяр и передвинул карандаш на строку вниз. В научных тонкостях, как и в тонкостях взаимоотношений учёных, он по-прежнему разбирался не без труда. Однако совместная жизнь с Мариной и работа в «Гипертехе» не прошли для него даром. Он делал выводы – медленные, но верные. – Так вот, похороны. Он тут типа поклялся все работы покойного в порядок привести и издать… Издал?
Лев Поликарпович почему-то вдруг успокоился и снова надел очки.
– Нет, – сказал он. – Не издал. Дело в том, что…
Скудин перебил, чтобы не потерять мысль:
– Но зато собственные статьи посыпались, как после слабительного. Марина ещё по этому поводу… Лев Поликарпович, вам это не кажется странным?
– Ещё бы не казалось, Ваня, – медленно проговорил профессор. – И не мне одному. Но тут вот какая история… Видишь ли, супруга Иосифа Юрьевича уже была в годах. Она никогда не имела отношения к науке, была домашней хозяйкой, я даже не в курсе, какое у неё образование. А их дочь… Она знаешь чем занимается? Лошадьми. В детстве когда-то попробовала заниматься верховой ездой – и всё, на всю жизнь заболела. Иосиф Юрьевич так переживал, когда она бросила хороший вуз и пошла, представь, в конюхи… Ведро, лопата, метла… Впрочем, она теперь известный в Питере человек, свою конюшню держит. Может, замечал, сколько в городе появилось конных повозок? Это почти все её, а почему? Оказывается, лошади чувствуют дыры и умеют их обходить. Вот… – Он на миг призадумался, глядя вдаль. – Я к тому, что родственники передали Опарышеву архив Иосифа Юрьевича без всяких уговоров и даже с большой радостью. И в дело пойдёт, и денежки от издания будут, и… вплоть до того, что в квартире чуть не целая комната освободилась. Квартиру большую он ведь себе так и не выхлопотал, а архив… Компьютеров-то не было, всё на бумаге, на бумаге – папками, ящиками, коробками…