У Скудина округлились глаза.
– Вы знали её как мисс Айрин, – окрепшим голосом продолжал старец. – Как вы понимаете, она ехала к вам не с туристскими целями. Но, полагаю, в свете того, что на всех нас надвигается, пора уже перестать играть в шпионские игры. Вы не откажетесь от сотрудничества, если я приеду к вам в Санкт-Петербург?
Звягинцев не колебался ни мгновения.
– Когда вы прилетаете? Ясно… Мы вас встретим.
Записав номер рейса, он попрощался. Но едва прижал пальцем отбой, как трубка в его руке снова взорвалась истошным, несомненно международным звонком.
– Да?
Лев Поликарпович успел решить, что это фон Трауберг запоздало вспомнил о чём-то жизненно важном. Но услышал совсем другое.
– Лёвка, старый поц! У меня тут Нобелевская медным тазом накрылась, а ты там себе девушкам свидания назначаешь? Звоню, звоню ему…
Голос Шихмана, впрочем, переливался восторгом и до конца не растраченным боевым пылом.
– Изенька. – Звягинцев сбросил очки и запустил их «блинчиком» по столу. Иван едва успел накрыть профессорские линзы ладонью. – Изенька, милый, мы всё видели. Ты…
«Герой. Гений. Матросов. Мужик…»
– Лёва, я в кутузке, использую своё право на один звонок, так что слушай сюда. Как я понял, в Белом доме им потом сказали примерно то же, что я, только меньше пыли подняли. Ну а мне шепнули словечко… с самого верха. Ты же понимаешь. Короче, завтра за меня вносят залог, и я первым рейсом – к тебе!!! Усёк?
– Усёк, Изенька, – чуть не прослезился Лев Поликарпович. Спохватился и торопливо добавил: – Только ты учти, у нас теперь пассажирские самолёты на подлёте к Питеру истребители встречают… Красные такие, просто чтобы ты не пугался. И на посадку за собой ведут, до самой земли, а то случаи были…
– Да ладно. Еду, короче. Хрена ли мне эта Америка, – сказал Шихман и отключился.
«Мужик, – испытывая небывалый душевный подъём, мысленно повторил Лев Поликарпович. – Вот пойду завтра – и Опарышеву морду набью. Впрочем… Кстати-то о битье морд…»
Он придвинул к себе разлетевшиеся листы капустинской справки.
– Итак, Ваня… На чём мы остановились?..
Минут через двадцать повторно заверещал домофон. Это явились молодые ученики Звягинцева, да не одни. Ребята привели с собой незнакомого ни Скудину, ни профессору крепкого мужика. Обросшего, бородатого, неряшливого, в весьма потасканных шмотках, но тем не менее не пьяницу и не бомжа. Иван понял это сразу – по крепкому сложению незнакомца, по уверенному, несуетливому взгляду. А ещё у мужика плохо действовала одна рука, зато имелся при себе пистолет. В подмышечной кобуре.
Как наверняка уже догадался читатель, это был собственной персоной Юркан. Сегодня он снова выбрался «побомбить» и, ведомый суеверными соображениями, сразу покатил к станции метро «Ленинский проспект». Той самой, которая ордена, имени и прочая, и прочая. Рассуждал он просто: там ему однажды здорово повезло, вдруг опять?..
Что касается суеверных соображений, возможно, следовало внимательнее приглядеться к загадочной улыбочке Виринеи. Однако Юркан не приглядывался. Едва он затормозил у поребрика, как навстречу голубому «Запорожцу» из подземного перехода вышла давешняя троица. И, очень обрадовавшись, прямым ходом полезла в знакомый автомобиль. «Запорожец» лёг на привычный курс, и в какой-то момент пассажиры снова поинтересовались мнением Юркана. На сей раз – о провидческих снах.
– Лев Поликарпович! – с порога, едва поздоровавшись, хором начали Веня и Алик. – Вы только послушайте, что он рассказывает! Про нашего перемещённого! Он во сне его видел!..
Виринея повесила курточку и, непостижимо улыбаясь, отправилась на кухню варить кофе на всех.
И вы ещё удивляетесь, что на спортивных аренах все пьедесталы оккупированы почти сплошь неграми? А что в этом странного? Негры, даже если это американские негры, исторически намного позже белой расы оторвались от естественного отбора. Который, как известно, плюёт на индивидуальную особь, зато в каждом поколении оставляет «на развод» только самых сильных, выносливых и разумно отважных. В странах, привыкших называть себя цивилизованными, подход диаметрально иной. Здесь считается комильфо выхаживать всех. Катастрофически недоношенных, обременённых жуткой наследственностью и изначально неполноценных, чьё дальнейшее существование становится крестом и приговором для близких… В одном проценте случаев это оправдано, потому что хилый ребёнок может вырасти гением. И этот один процент покрывает остальные девяносто девять. Вот только спортивных болельщиков просят не обижаться.
А между тем природа тоже не дремлет. На каждую нашу уловку у неё заготовлено противоядие. Мы уходим от естественных факторов отсева, создавая искусственную среду и почему-то полагая, будто она не является частью природы. И тут же получаем в ответ новые факторы, искореняющие всех, кто оказывается неспособен противостоять. Алкоголизм, наркоманию, СПИД, склонность перебегать дорогу в неположенном месте и ещё триста тридцать три погибели. Надо ли перечислять?
Разница только в том, что, в отличие от ядовитых растений, диких хищников и горных обвалов, эти погибели мы поставляем себе сами. Да ещё с умным видом рассуждаем: дескать, пока будет спрос, будет и предложение…
…Пробивать кайфовую гуту само по себе непросто. А кроме того, надо чётко въезжать, для кого бурзаешь. Одно дело – своих раскумарить, тут лажу гнать стрёмно, могут рога обломать. Совсем другой расклад, если на продажу. Здесь можно с одного стакана «кепки» задвинуть аж двадцать пять кубов корма, словом, голый вассер. Ничего, схавают и такое. Не бояре небось.
Сергей Васильевич Канавкин, известный в определённых кругах не под именем христианским, в святом крещении наречённым, а как носитель погонял Санитар и Кирпатый, не спеша «осоживал кепку» – пропитывал содовым раствором маковую соломку. Здесь основа всего процесса, фундамент, краеугольный камень, ошибёшься – не переиграешь. Умелец и не торопился.
– Постой, паровоз, не стучите, колёса, кондуктор, нажми на тормоза… – напевал он в тему, но на редкость фальшиво.
«Горючка» и «кислое» были приготовлены заранее, лежали под рукой. Начиная «сажать продукт на корку», Канавкин даже ощутил прилив профессиональной гордости. Здесь зевать было нельзя. Стоит чуть передержать, и драгоценный конечный результат может вспыхнуть, как порох. Тогда хана всем трудам. Обидно, да и на бабки попадание. Поэтому Санитар принялся выпаривать раствор не спеша, поминутно проверяя, не пахнет ли он растворителем. Осечек у него давно уже не бывало.
Наконец на донышке и стенках сосуда остался самый смак – сухая блестящая корочка с максимальным содержанием опиума. Влив дистиллированной воды, Канавкин перевёл «химку» в кипящий раствор, опустил в жидкость чистый носовой платок и, подождав, пока тот «накрахмалится» – заберёт весь наркотик в себя, – принялся его сушить. Завтра невинный платочек, а на самом деле «дачка», попадёт по назначению, так что шмаровые, выварив гара-хан, пробьют гуту и раскумарятся, благо баянов на зоне хватает…