Когда электронные часы показали семнадцать двадцать пять, из-за расположенной под ними двери в коридор послышалось ожесточённое царапанье, а потом – истошное «Мяу!!!». Альберт повернул ручку, и в комнату лохматой шаровой молнией влетел кот – большой, полосатый, тёмно-рыжий по более светлому. На линолеуме ему было не разогнаться: когти проскальзывали, кота заносило на поворотах, однако, давно привыкший, он стремительно пересёк комнату и исчез под столом профессора Звягинцева. Не то чтобы начлаб подкармливал или баловал его больше других; скорее наоборот, и к тому же под столом витал собачий запах, принесённый на хозяйских ботинках. Просто там было самое надёжное, недосягаемое ни для каких гонителей убежище, и кот знал это прекрасно.
Он вообще отличался отнюдь не средним умом. Не зря же он был не просто так себе кот, не какой-нибудь Барсик-Мурзик и даже не Чубайсик, как принято сейчас называть рыжих, а Кот Дивуар. Что, как мы с вами понимаем, проливает новый свет на название одной славной африканской страны…
Причина его столь поспешного бегства выяснилась буквально через минуту. Раздалось вежливое «тук-тук», и на пороге возникли люди, которых почему-то принято ассоциировать с гулким сапожным топотом и лязгом оружия. Трое молодых людей в сером «городском» камуфляже были институтской охраной, ну а стерегли весьма режимное предприятие далеко не вохровцы с берданками. В приоткрытую дверь заглядывал самый натуральный спецназ.
Профессор Звягинцев оглянулся от окна:
– В чём дело? Не мешайте работать!
Охрану здесь весьма не любили, и охрана хорошо это знала.
– Лев Поликарпович, – виновато развёл руками рослый парень с капитанскими звёздами на плечах. – Пять тридцать почти. Приказ… праздничный… чтобы после пяти тридцати – нигде никого. И всё опечатать.
Откуда взялся подобный приказ, было известно и одним и другим. Преемственность тянулась ещё с тех времён, когда в научных институтах перед праздниками все пишущие машинки – или хоть каретки от них – обязательно складывались в надёжное помещение и там запирались. Ибо что скорее всего сотворит советский человек, осчастливленный трёхдневным досугом? Правильно. Помчится в родную контору, схватит раздолбанную «Ятрань» и все трое суток будет печатать нечто антисоветское. Нынешний заместитель директора по общим вопросам, писавший приказы по институту, был всем известным сторонником демократии и реформ. Однако в основе его творчества всякий раз лежал прошлогодний приказ. А потому… И вообще, после всем известных событий…
Кот Дивуар раздражённо зашипел из-под стола, выражая общие чувства.
Длинноволосый Веня Крайчик впился взглядом в экран, оттягивая неизбежное и изо всех сил гипнотизируя машину: ну выдай ещё хоть точечку! Ну выдай!.. Остальных перспектива провести три дня в мучительной неизвестности: так что там процесс – пошёл? не пошёл?.. – привела в состояние, близкое к буйному.
– Вам, может, ленту из принтера вытащить и отдать? – ядовито осведомился Альберт.
– Вы слова такие – «Нобелевская премия» – когда-нибудь слышали? – в тон ему поинтересовалась Виринея. И бросила в мусорник изжёванную сигарету: – А её примерно за то и дают, чем мы тут занимаемся. Ну, я понимаю, капитану Гринбергу простительно не знать, он считает, что компьютер – это такой большой электронный пасьянс… – С упомянутым капитаном у девушки были свои отношения и свои счёты. – …Но вы-то, Глеб Георгиевич, вы-то!
При этом умом она понимала – на самом деле охранники проявили очень большую воспитанность, зайдя лично предупредить. Могли бы просто перебросить в коридоре общий рубильник. Имели право. А что при этом тю-тю все результаты и выстраданная программа, которую на жёсткий диск, естественно, не «спасли», – не их проблема. О выключении ровно в пять тридцать все были предупреждены загодя.
– Почему же только пасьянс, – проворчал капитан Гринберг. Он был курчавый и черноволосый, с характерными чертами лица, у определённого круга людей вызывающими антисемитские настроения: этакое «горе в чекистской семье». – Ещё можно голых девок по Интернету смотреть…
Виринея вспыхнула и на секунду не нашлась, что ответить.
Глеб вздохнул и посмотрел на часы:
– Выключайте, пожалуйста, технику. Мы и так уже вас позже всех остальных…
– Эйнштейн от гестаповцев в Америку убежал, – заметил Альберт. – Тоже работать, наверное, не давали.
Спецназ на сравнение не отреагировал. Не такое выслушивали молча, с непринуждённой улыбкой. Хотя, конечно, со всеми этими гениями дело иметь – работка не для слабонервных.
– После праздника вернётесь, доделаете. На свежую голову.
– Праздничек!.. – вновь ринулась в бой Виринея. – Подумаешь, какой царь-батюшка на трон вступил! Чиновника в Кремль выбрали! Праздничек!..
Глеб пожал плечами:
– Мы приказы не пишем…
– И вообще, вы-то домой поедете, а наши ребята на вахте будут сидеть, охранять, – подал голос второй его подчинённый. – Имейте уважение.
Он носил боевое прозвище Монохорд. Когда спрашивали, что это такое, он гордо поправлял: «Не путать с „крипторхом“!» Переодеваясь в штатское, он с мальчишеской удалью цеплял на грудь большой жёлтый значок, гласивший: «Глупый пингвин робко прячет, хитрый – нагло достаёт…»
Веня решил любой ценой выиграть несколько драгоценных секунд.
– Господи помилуй, – сморщился он. – Да через нашу вахту слона можно вывести! Режим, режим… звон один. Даже датчики на металл…
Он хотел добавить «…жаба задушила приобрести», но не добавил, потому что в это время произошло сразу несколько событий.
На часах сравнялась половина шестого.
Глеб Буров нахмурился и посмотрел на комнатный шкаф с электрическими рубильниками.
Компьютер наконец-то выкатил долгожданную точку.
И в довершение всего дверь распахнулась шире, камуфляжные фигуры подались в стороны, и в лабораторию заглянул лично Чёрный Полковник.
На самом деле Иван Степанович Скудин по прозвищу Кудеяр, институтский замдиректора по режиму, ничего особо чёрного в своём облике не имел и вдобавок был по-прежнему подполковником. Кто ж ему даст лишнюю звезду после взрыва вверенного объекта? На том спасибо, что не разжаловали вообще. Хорошо знавшим Кудеяра было известно, как мало беспокоило его это обстоятельство. Он в тот день потерял нечто, не подлежавшее измерению ни в каких звёздах.
Его взгляд тут же скрестился со взглядом профессора, и на тонких планах бытия, без сомнения, прозвучал ледяной перезвон шпаг.
«Па-ску-дин!.. – внятно отчеканили глаза начальника лаборатории. – Мою девочку…»