Он знал, что накануне трагического дня у Марины случилась с мужем какая-то размолвка. Мало ли чего не бывает между супругами, но Лев Поликарпович до сих пор был убеждён – именно из-за этой размолвки Марина допустила во время эксперимента ошибку, за чем-то не уследила, и в результате…
«Хрен старый, – не менее внятно ответили глаза Кудеяра. – Мою девочку…»
Он придерживался консервативных взглядов на вещи. По его нерушимому мнению, где возникала хоть тень реальной опасности, там было не место для женщин. Особенно для беременных. Маша как раз накануне допустила его в свой большой женский секрет. И всерьёз разобиделась, когда он тут же принялся сдувать с неё пылинки, навсегда отобрал сигареты и вообще начал обращаться точно с ёлочной игрушкой. В частности, попытался настоять на немедленном уходе в длительный отпуск… Сам он жалел лишь о том, что не засадил её под домашний арест – и пускай бы сердилась на него сколько угодно. Милые бранятся – только тешатся. А вот то, что в критический момент Маша оказалась рядом со взорвавшейся камерой, а орава так называемых мужиков во главе с папенькой – на другом конце обширного зала, это… это…
То есть все полтора года с тех пор профессор и подполковник старательно избегали друг друга. Работая на одном предприятии, это устроить не очень легко, но им удавалось. Когда же они всё-таки сталкивались нос к носу, вот как теперь, – воздух между ними сразу начинал дрожать и потрескивать от взаимного напряжения.
С минуту в комнате держалась поистине гробовая тишина. Не подавал признаков жизни даже Кот Дивуар. Лишь компьютер продолжал тихонько шуршать: Веня Крайчик (благоразумие возобладало) остановил-таки процесс и теперь лихорадочно спасал данные и программу.
– Good bye and have a nice day! – женским голосом попрощался с присутствующими «Селерон».
– Пока-пока, – ответил Веня шёпотом. Обычно он произносил это громко и с выражением, но сегодня явно был не тот день. Компьютер пискнул последний раз, и на экране воцарилась первозданная чернота.
Лев Поликарпович Звягинцев сдвинулся с места – и медленно, тяжелее обычного опираясь на палку, прошествовал к шкафу. Так жертвы инквизиции восходили на костры из собственных книг. С таким лицом Галилей [21] мог бы произнести своё знаменитое «Вертится!». Дверца шкафа проскрипела на перекошенных петлях. Гулко клацнул рубильник…
Кудеяр коротко кивнул, и «гестаповцы» бесшумно растворились за дверью.
Минут через пятнадцать со стоянки отчалил профессорский сорок первый «москвич». На довольно грязном боку машины некий умник, почему-то уверенный, будто «танки не моют», начертал шаловливым пальчиком: «ВПЕРЁД, НА БЕРЛИН!». Автомобилю было лет пять, из них почти полтора он носил на стекле жёлтую инвалидскую нашлёпку. Льву Поликарповичу трость нужна была не для дешёвых эффектов. Во время взрыва ему на левую ногу грохнулся тяжёлый металлический стеллаж. Возраст есть возраст – сломанная ступня зажила, но подвижность утратила.
Общий интеллектуальный коэффициент пассажиров машины, по обыкновению, пребывал на недосягаемой высоте. И не подлежало никакому сомнению, что диспут на тему «прошло – не прошло» обещал занять все сорок километров до Питера. Хотя говорить вне института о служебных делах сотрудникам было, по понятным причинам, строжайше запрещено.
«Москвич» цвета арахис виртуозно вырулил за ворота. Личность проявляется во всём: поставив ручное управление, профессор освоил его так, что со стороны нельзя было догадаться. Проводив взглядом удаляющуюся серовато-бежевую корму, подполковник Скудин, уже переодевшийся в цивильное, отошёл от окна и, ещё немного помедлив, побрёл по лестнице вниз.
Лестница была сплошь заляпана белой краской. Там и сям на стенах и потолке виднелись следы старой проводки, выключателей и осветительных плафонов. Что годилось для, прямо скажем, далеко не пятизвёздочной советской гостиницы, совершенно не подходило научному институту. Ремонт успели полностью завершить только в административном строении. Лабораторные корпуса, как заведомо менее важные, приводились в порядок по мере финансовой возможности. Подполковник вспомнил старое здание на Бассейной и как по окончании рабочего дня он молодецким галопом (плевать на звёзды и должности!) слетал по этажам вниз – туда, где, ускользнув от родительских глаз, его дожидалась Марьяна…
Двух лет с тех пор не прошло, а ему казалось – все двадцать. Тогда он жил. Теперь – доживал. Иногда ему хотелось уморить начальство рапортами и прошибить лбом нужное количество дверей, но добиться, чтобы его перевели назад. В джунгли. Там тоже водились свои призраки, но с ними встретиться было бы легче. Так ему казалось. Быть может, он ошибался.
Тяжёлая дверь закрылась у него за спиной. Вокруг института стоял густой березняк, и на прозрачных голых деревьях видны были пустые птичьи гнёзда.
Иван возвращался в город наедине с водителем «Волги»: у его ребят был собственный транспорт. Вайя, Верево, Зайцево – привычные указатели вспыхивали в косом солнечном свете. Машина подбиралась к возвышенности, расположенной посередине пути, когда Скудин заметил впереди то, что ему сейчас всего менее хотелось бы видеть. А именно, знакомую серовато-бежевую корму с жёлтым инвалидским квадратиком на стекле. Мало ли на свете сорок первых «Москвичей» цвета арахис, оснащённых ручным управлением?.. Но глаз уже различил безошибочно узнаваемые силуэты возле замершего на обочине автомобиля. Неподалёку стояли бело-синие гаишные «жигули». Молодой инспектор внимательно изучал звягинцевские права и, кажется, соображал, как же поступить с их обладателем. Трое пассажиров «москвича» размахивали руками, нервно и горячо доказывая что-то сержанту… то есть усугубляли ситуацию как только могли.
– Притормози, – велел Скудин водителю.
Сообразительный Федя уже сбросил газ, предвидя нечто подобное. «Волга» плавно ушла на обочину и замерла. Иван выбрался наружу. Солнце, досуха вылизавшее шоссе, ещё не село, но – «марток, надевай трое порток!» – северный ветер дышал арктическим льдом, особенно злым после натопленной внутренности автомобиля. Подполковник запахнул тёплую куртку и пошёл по асфальту назад, навстречу оглянувшемуся гаишнику.
Тот встретил его на полдороге, широко улыбнувшись:
– Здравствуйте, Иван Степаныч!
Местная автоинспекция знала «в лицо» не только зелёную «Волгу», но и самого подполковника.