– А... – Леночка хотела спросить еще что-то, но неожиданная догадка смешала все мысли. Если букет прислал не Эдичка, хотя на карточке стояло его имя, то и конфеты не от него. Значит... значит, конфеты отравленные?

Леночка одним глотком осушила бокал и, зажмурившись – шампанское было ледяным – икнула. И громко рыгнула, выпуская пузырьки.

Господи-господи-господи, как стыдно! И как страшно.

А Эдичка сделал вид, что не заметил конфуза, только вежливо поинтересовался:

– Еще?

Леночка кивнула. Еще. Чтобы чувствовать себя не так жутко.

К тому моменту, когда Герман соизволил появиться, Леночка была уже изрядно пьяна. Забравшись с ногами на софу, она поставила на стеклянный столик туфельки, а сумочку повесила на шею, чтобы не потерять. Рядом же, на софу лег пустой бокал, потом к нему добавился еще один и половинка тарталетки.

– Ты знаешь, – говорила Леночка Эдичке, державшемуся поблизости. – Ты мне никогда не нравился! Вот честно. Мне мама говорит, выходи замуж, выходи замуж... а я не хочу замуж за тебя. А знаешь, почему?

– Почему?

– Ты скучный. Нет, ты вправду скучный. Ну весь такой из себя хороший, что прям тошнит, – Леночка чувствовала, что говорит не то, и даже предполагала, что завтра ей будет стыдно за сказанное, но остановиться не могла. – Я с тобой засыпаю... хотя, наверное, скучный муж лучше, чем вообще никакого. Ой, а вот и Герман. Я должна вас познакомить. Герман – это Эдик. Эдик – это Герман.

– Эдуард, – сказал Эдичка, протягивая руку.

– Герман, – представился Герман.

Леночке это показалось до невозможности забавным, и она рассмеялась. Гости зашептались. Ох и будет же мама завтра выговаривать...

– Мы, пожалуй, пойдем, – сказал Герман, разглядывая Леночку. И чего он хочет? Сам ведь виноват, бросил, она его не для того приглашала, чтобы он ее бросал у колонны, увитой колючкой.

– Пожалуй, это будет разумно, – согласился Эдичка и предложил. – Если позволите, я вызову такси и помогу.

– Да я и сам справлюсь.

А на улице снова шел дождь. Весело тарабанил по крыше автомобиля, заливал стекла и наполнял воздух холодом и сыростью.

– Ну и с чего набралась? – Герман, отобрав туфельки, которые Леночка попыталась водрузить на приборную панель, забросил их на заднее сиденье. – Ни на минуту тебя оставить нельзя.

– На минуту, – Леночка надула губки, сегодня ей хотелось немножко побыть обиженной. – Тебя долго не было. Дольше, чем минуту. А потом Эдичка пришел. Представляешь, они хотят, чтобы мы поженились, только он скучный. И цветы не присылал. И значит, что конфеты тоже, ну, то есть тоже не присылал. А там карточка его, и они, наверное, отравленные. А я их подарить хотела...

– Кому?

– Кому-нибудь. И представляешь, я бы их подарила, а человек бы съел и умер.

– Ага, – согласился Герман, поворачивая в замке ключ зажигания. – Лучше уж самой, съела и умерла.

Леночка икнула. Умирать ей не хотелось, а вот спать – очень даже. День-то сегодня суматошный выдался. Она поерзала на сиденье, пытаясь устроиться поудобнее, и, закрывая глаза, пробурчала:

– А Эдичка – зануда. Я за него замуж не пойду.

– Не ходи, – снова согласился Герман. – Другие желающие найдутся. К слову, ты знаешь, что совсем не похожа на мать?

Леночка знала, ей уже говорили, что она в отца пошла. Только какая разница? Никакой. Спать вот охота, и чтобы не будили долго-долго.

Наследник

– Ну и чего вам надо? – Симонова, в девичестве Завадина, пришла в кафе вовремя, хотя Герман настроился на ожидание и даже опасался, что оно будет бесполезным.

– Говорите, у меня мало времени, – женщина выразительно поглядела на часики и, поставив на скатерть сумочку из жатого атласа, постучала ногтем по замку. – Что вам нужно от меня? И что вам нужно от моей дочери? О да, не отрицайте, я вижу вас насквозь! Это Леночке легко заморочить голову, но я – другое дело. Планируете выгодно жениться?

– Не планирую вовсе. Добрый день, Софья Евгеньевна. Благодарю вас за то, что согласились на встречу. Поверьте, она нужно скорее вам, чем мне, если, конечно, вы и вправду любите свою приемную дочь.

К чести ее она не побледнела, и тем паче не стала падать в обморок, только презрительно наморщила нос, махнула рукой, подзывая официанта, и велела:

– Двойной эспрессо. И минеральная вода без газа, но со льдом и лимоном. Итак, молодой человек, я, кажется, ошиблась? Вы не на Леночку нацелились, а на меня... Что ж, и снова могу понять, шантаж – дело выгодное. Во всяком случае, на первый взгляд.

– Я не собираюсь вас шантажировать, я собираюсь разобраться в одном деле, – Герман изучал собеседницу, пытаясь понять, не ошибся ли. Да, мать и дочь совершенно не похожи друг на друга, но это еще ни о чем не говорит.

– И в каком же? К слову, у вас есть доказательства, к примеру, документы об удочерении? Или результаты анализов? Или еще что-нибудь подобное? Ах нет? Ну тогда, простите, мне не о чем с вами говорить.

– Тогда ее убьют, – Герман не пытался напугать, он говорил правду, и Софья Евгеньевна это поняла. Рука, поглаживающая сумочку, замерла, коготки недовольно царапнули ткань, губы сложились в узкую красную линию, а брови сошлись над переносицей.

– Ладно. Рассказывайте. Я еще тогда подумала, что не следует ей верить.

– Кому?

– Старухе. Она всегда была себе на уме. И всегда любила лишь себя. А вы у нее в лакеях, верно?

Пачка сигарет, огонек в руке официанта, бокал с минералкой и крупными кубиками льда, дольки лимона, одуряющий аромат кофе. Беседа состоится, и Софья Евгеньевна, родная она мать или нет, действительно любит Леночку. Странно, но Германа этот факт обрадовал.

– Если надеетесь меня оскорбить, то зря, это вам ничего не даст.

– Ну это решать не вам, – парировала она. – К слову, почему вы позволили Леночке напиться? Только не говорите, что случайно, я видела, вы наблюдали и за ней, и за Эдиком, могли в любой момент подойти и остановить.

– Как и вы.

Пауза. Оценивающий взгляд, хотя Герман ни секунды не сомневался, что уже оценен и классифицирован, отнесен к миру, стоящему на ступень, а то и на две ниже того, в котором обитала эта холеная женщина.

Они и вправду разные, Леночка мягкая, воздушная, кремово-сливочная, а Софья Евгеньевна – сухая и строгая. Волосы цвета соломы, почти натуральные в тонах и оттенках, стрижка, укладка, маникюр... гладкое, без единой морщинки лицо, с резковатой линией губ и, пожалуй, слишком тяжелым подбородком. Коротковатый нос, сросшиеся над переносицей брови, капризно оттопыренная нижняя губа и темная родинка в уголке правого глаза. В ней был шарм и обаяние.

В ней была тайна.