– Привет. Я ненадолго. Я... в общем, я посоветоваться хочу.
– Вали оттуда, – моментально посоветовал Лешка. – Вали, пока еще не поздно.
А если уже? Ну не может Ирочка сбежать теперь, когда Тимур болен, когда Тимуру нужна ее помощь, когда... когда она сама не хочет сбегать.
А чего хочет?
Хочет найти правду, какой бы та ни была. Ведь всегда остается шанс на чудо?
– Вот. – Ирочка вынула из кармана найденный в Тимуровой комнате бумажник. Чужой бумажник. Испачканный бурым – кровью? краской? грязью? – бумажник.
– Это что?
Объяснила. Про драку, про Блохова с его теориями – Лешка мрачнел, – про собственную убежденность в невиновности Тимура. Про ключ от запертой комнаты, на пороге которой простояла час, но так и не решилась открыть дверь.
– Дубликат сделала? – деловито осведомился Лешка, засовывая бумажник в целлофановый пакет. – Вообще тебе слинять бы, а не дурью маяться.
Ирочка покраснела. Она сделала дубликат и спрятала в кошелек. Она почти решилась воспользоваться находкой. Сегодня. Или завтра. Когда Тимур уйдет. Он ведь уйдет куда-нибудь? Столько дней просидев взаперти...
– Как, ты говоришь, зовут мента? Блохов? Никита... нет, Ирунь, не возражай даже. Слишком все мутно, пускай во всей истории разбирается тот, кому по штату положено.
– Ты не можешь!
– Могу.
– Если... если ты попробуешь! Если ты посмеешь к нему пойти, то я... я тебя возненавижу! Понял? Я тебе ведь как другу... я...
– Не реви. – Лешка вытер ладонью слезы. Горячая сухая рука. Привычная. Надежная. Неуклюжая, но гениям простительна неуклюжесть. – Не буду я вас сдавать. Честное пионерское. Ты только телефон больше не отключай. Лады?
– Лады.
Ирочка улыбнулась сквозь слезы. Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо.
– Вот видишь, – с чувством глубокого удовлетворения произнес Марат. – У нее есть дружок. И она только что нажаловалась на нас.
Долговязый парень в нелепом жилете поверх цыплячье-желтого, пушистого свитера быстро шагал по тротуару. Сосредоточенный, задумчивый, не замечающий никого и ничего. Локти прижаты к бокам, а руки-грабли, слишком длинные даже для растянутых рукавов, раскачиваются в такт шагам.
– Это просто друг. Старый друг.
– Старый друг лучше новых двух, – хохотнул Марат. Получилось двусмысленно.
– Он нам не помешает...
– Конечно, не помешает. Я об этом позабочусь.
Парень остановился на светофоре, повертел головой – солнце блеснуло на круглых очках – и, дождавшись зеленого света, ринулся на другую сторону улицы.
Не заметил? Или ему все равно?
– Неа. Не все равно, – сделал собственный вывод Марат, встраиваясь в поток прохожих. – Рассеянный. Гражданин рассеянный с улицы...
– Прекрати.
Поворот. Арка между двумя домами. Запах мочи. Картонная коробка, поставленная для котов, но облюбованная бомжами. Пустой двор со скрипучими качелями, облюбованными ветром. Будка таксофона рядом с трансформаторной. Почти невидимая. Незаметная.
– Мне Блохов нужен. Никита Блохов. Ну, не знаю, какой отдел... нет, не по личному вопросу, – он говорил достаточно громко. Он стоял спиной, уткнувшись лбом в грязный металл. Он готовился ударить. – По делу. Да, по тому делу, ради которого он к Ирине Арванди приходил. Кто я?
– Старый друг, – прошептал Марат, поднимая с земли камень. – Тот, который лучше новых двух.
– Алексей. Алексей Стецкий. У меня есть что сказать... и... – Он достал из кармана жилетки сверток, повертел, сунул обратно. – И, кажется, доказать тоже... куда подъехать?
Бить пришлось сбоку, целя в висок, – слишком долговязой была жертва. Второй удар по куполу черепа – разодрать, раскровить, выпустить на песок алую кровушку.
Пахнет отвратно.
– Да ладно. – Марат пнул еще раз, отступил, разглядывая дело рук своих. Подобрал повисшую трубку и повесил на место. – Он бы нас сдал...
Тимура снова подташнивало. Парня было жалко, но еще жальче себя, потому что не вышло...
– Ну надо же! – Обыскав лежащего, Марат извлек пакет, в котором лежал бумажник. Коричневый кожаный бумажник в пятнах засохшей крови. – Я не помню, чтоб у тех дебилов что-то брал... Тимур, ты хочешь меня обмануть?
– Нет.
– Тимур, не играй со мной. Не надо. Иначе мне придется сделать тебе больно. А я не хочу. Я ведь люблю тебя...
Он позволил дойти до подъезда и только потом ударил, как всегда, неожиданно и в полную силу. Ослепляя, опрокидывая в темноту. Сухую-сухую. Жесткую. Пятна перед глазами, кровь на языке. Соленая. Мы одной... ты и я... Маугли? Красная Шапочка, Красная Шапочка, не верь тому, кто лежит в кружевном чепце... не задавай вопросов.
– Зубы, – сквозь туман боли донесся наставительный голос Марата, – нужны, чтобы кого-нибудь грызть. Ам, и все...
Катастрофа приближалась с неумолимостью электрички. Вибрировали нервы-рельсы, принимая неслышные многим сигналы, дрожала земля, и чесалась, просто-таки доводя до безумия, шкура.
А эта дура кобенится.
Жена декабриста. Умрет, но не предаст, и насрать, что от ее молчания ей же хуже будет. Да ладно бы только ей – Никита уже готов был на такую жертву, – но хуже будет многим.
Прежде всего самому Никите. Катастрофа-электричка доберется до перрона и, не подумав остановиться, размажет неудачника по рельсам.
Трупы-трупы, шпалы-шпалы, ехал поезд запоздалый.
Вечно запаздывает, вечно опаздывает, вечно бежит по следу, не в силах догнать. Пасть разинута, язык вывален, ноги мелькают по-над землею, смешная гончая летит по крови... зачем?
– А тебе тут звонили. – Марьяныч глядел сочувственно, и это тоже было признаком катастрофы. Что, уже донесли начальству о странных фантазиях чесоточного подчиненного? Или сверху позвонили, обеспокоенные служебным рвением, с просьбою попридержать?
В любом случае запретят. Скажут, отдохни, Никитушка, сходи в отпуск, а лучше к врачу...
– Кто?
Марьяныч, опустивши очи долу, принялся расковыривать бумажные завалы. Сопит-хрипит, плюет слюной. Старый. Бестолковый. Предсказуемый и удобный. Бери пример, Никитушка, вот каким быть надо, а не...
– Алексей Стоц... Стец... Стецкий, – прочел Марьяныч со второго раза. – Дружок какой-то Ирины...
Невидимый машинист ударил по тормозам, колодки соприкоснулись с железом, вышибая искру.
– И что?
– А ничего. – Марьяныч усмехнулся. – Связь оборвалась. Вот.
Ничего. Ничего страшного. Просто связь... оборвалась... случайно. Он перезвонит. Или Блохов сам, пробив по базе имя-фамилию, найдет парня. Найдет и поговорит. Обстоятельно.