Антон прикрыл глаза, он терпеть не мог крика и вранья, а здесь было и то, и другое. Жаль, конечно, что Баюна запретили трогать. Очень жаль.

Пигалица

Пять дней промелькнули, как один. Пыляев не врал, здесь на самом деле было удивительно красиво и спокойно, а я так давно не была в отпуске…

С Анастасией Павловной мы подружились как-то очень быстро и совершенно по-девчачьи, словно нам лет по шестнадцать. Она даже разрешила мне прокатиться на Валете, во дворе и только один круг, но все равно впечатление незабываемое. А Димка, когда узнал, так разорался, что у меня минут пятнадцать еще в ушах звенело. Он вообще запретил близко к коню подходить, поэтому, когда я во второй раз села в седло, Пыляеву и словом не обмолвилась. Обойдется.

Димка звонил каждый день, и я очень быстро привыкла и к звонкам, и к разговорам ни о чем, которые порой могли затянуться на час, и к шуткам, не злым, как раньше, а очень даже дружеским. Жаль только, что Пыляев не считал нужным вводить меня в курс дела, а сама я спрашивать не решалась, уж больно у Розалии Алексеевны слух хороший, поэтому разговаривали мы исключительно на отвлеченные темы, и не могу сказать, чтобы мне это не нравилось.

Сегодняшний вечер мало чем отличался от других, разве что тетя Роза уехала вместе с Федором в город, у какой-то ее подруги намечался праздник, вот тетушка, по выражению Анастасии Павловны, и «ушла в загул». А мы, воспользовавшись ее отсутствием, устроили пикник прямо на полу, возле камина. Татьяна если и подивилась барской причуде, то виду не подала.

– Может, здесь и останемся? – предложила Анастасия Павловна, и я согласилась. Огонь в камине, мягкий теплый ковер под ногами, приятная компания – что еще нужно для счастья. За окном смеркалось, но включать свет мы не стали.

– Знаете, Машенька, в тот день, когда вы сюда приехали, мне звонила Ада. Аделаида Викторовна, – пояснила моя собеседница. – Она вас знает и…

– И просветила вас на мой счет? – Вот это поворот, я примерно представляла, что могла рассказать Аделаида Викторовна, отношения у нас сложные, но отчего же тогда госпожа Пыляева так спокойна?

– Примерно так. Признаюсь честно, я пришла в ужас и тотчас же позвонила Диме.

– А он?

– Он сказал, чтобы я не лезла не в свое дело.

– А вы?

– Прислушалась к совету и, надо сказать, ни капли не жалею. Мне следовало бы помнить, что Ада любит преувеличивать проблемы, да и характер у нее сложный. Адочка безумно любит своего сына, – заметила Анастасия Павловна. – Я ей даже завидую, у нее есть цель и смысл в жизни, такая любовь дорогого стоит.

Да уж, дорогого – семь лет на грани истерики от постоянного вмешательства Гошиковой мамочки в наши дела. Ее раздражало все, начиная с моей привычки называть ее обожаемого Жоржа Гошиком и заканчивая тем, как я жарю яичницу. В яйцах, видите ли, слишком много холестерина, который ведет к образованию тромбов. Полное безумие. Но что-то мне подсказывает, разговор здесь не об Аделаиде Викторовне.

– У вас тоже есть сын, – осторожно заметила я. Анастасия Павловна печально улыбнулась и ответила:

– Есть. Вы правы, Машенька, сын у меня есть, а вот любви нет.

– Чего? – В первый момент я не поняла. Во второй, кстати, тоже.

– Любви, – охотно пояснила госпожа Пыляева. – Видите ли, Машенька, я не люблю своего сына. Вы, наверное, станете осуждать меня… Сложно объяснить… Считается, что материнская любовь – это нечто обязательное, как, например, способность видеть или слышать. Есть мать, есть ребенок, значит, она в обязательном порядке этого ребенка любит. – Анастасия Павловна замолчала.

– А разве это не так?

– Ну, существуют люди, страдающие слепотой, или глухие, или не способные говорить. Обделенные. Я такая же, но в эмоциональном плане. Тетушка говорит, будто Валету я уделяю больше внимания, чем собственному сыну, вероятно, она права. – Женщина подкинула в камин полено, огонь довольно заурчал и выплюнул очередную порцию искр. – Люблю смотреть на пламя, вот так, в темноте. Есть в этом что-то особенное, первобытное.

Не могу не согласиться. За окном беспросветная чернота, будто кто-то с обратной стороны окна повесил непроницаемые черные шторы, отгораживая комнату от остального мира. На душе неспокойно, восприятие обостряется, и внезапно обнаруживаешь, что мир вокруг полон странных полутеней-полузвуков, древних, как сама ночь, и лишь рыжие космы огня в камине способны растворить первобытный страх.

– Таким, как я, нельзя рожать. Вам интересно?

Да, но дело даже не в моем интересе, Анастасии Павловне настоятельно требовалось выговориться, поделиться с кем-нибудь застарелой обидой и неуверенностью, в которой Снежная королева боялась признаться даже самой себе.

– Я была молода и честолюбива. Как и Ада. Она вам не рассказывала, что мы с ней из одного поселка? Уверена, что не рассказывала, она вычеркнула прошлое из памяти и считает себя коренной москвичкой. Пускай. На самом деле она из Краснознаменска, как и я. Мы дружили, а по-другому и быть не могло: в поселке один-единственный детский сад, одна школа, все друг друга знают, мало людей, много сплетен. А еще водка, пьяные драки, грязь на улицах в независимости от времени года и завод по производству комбикорма. Из перспектив – карьера бухгалтера на нашем предприятии. Это, Машенька, максимум. Из других профессий – воспитательница в детском саду, учительница либо продавщица в гастрономе, на выбор. – Анастасия Павловна печально улыбнулась. Она смотрела на огонь, на рыжие искры и раскалившиеся докрасна угли, на решетку камина и сухие поленья в ящике, куда угодно, лишь бы не на меня. Разговаривать с огнем проще, чем с человеком.

– А по радио пели про цветущую страну, про то, как строятся города, как советские люди покоряют дикую природу, про спутники и космос, про Москву… Столица, самый великий город самой великой страны. Мы в это верили, искренне и наивно, но тогда невозможно было жить по-другому. Я не помню, чья это была идея – ехать в Москву, – моя или Ады, но она захватила нас с головой. Поступить, учиться, выйти замуж, родить детей, совершить подвиг во имя страны, работать… Все сразу. Обычные мечты обычных провинциалок, и у нас получилось. Во всяком случае, тогда казалось, что мечты начали сбываться, мы поступили в техникум… Сколько было радости. Потом комната в общежитии, десять квадратных метров на четверых, но мы верили – это ненадолго, день, два, ну, максимум полгода, и мы встретим свою судьбу, прекрасный принц с квартирой и пропиской, цветы, роман, загс, ну и так далее по списку.

– И что случилось дальше?

– Смотрели фильм «Москва слезам не верит»? А, да чего я спрашиваю, у нас вся страна его смотрела. У нас с Адой получилось почти как в кино. – Анастасия Павловна протянула руки к огню и тут же отдернула, когда слишком живая искра оранжевой бабочкой села на ладонь.

– Больно! – пожаловалась она и как-то совершенно по-детски лизнула обожженное место. – Я красивая была, тогда не понимала, чего это парни табунами вьются, а теперь, когда фотографии просматриваю, прямо плакать охота. Подожди, Маша, я сейчас!