— Да, примерно в двух кварталах на восток, — указал я большим пальцем через плечо, — и в ста десяти кварталах на север.
— Сто десять кварталов? Это далеко отсюда?
Я сказал им, где можно сесть в метро.
— Могу тебя заверить, что я высоко оценила твою доброту и терпимость, — протянула Джен после того, как те две чушки, неуверенно повторяя друг другу мои указания, удались за пределы слышимости.
— С каких пор нормальные люди не носят белых штанишек? — спросил я.
— Примерно с тысяча девятьсот семьдесят девятого.
— Стоп, они сваливают, — указал я.
Погрузка закончилась, лысый закрывал двери.
Коробки уезжали. У меня в голове зароились мысли: помчаться за грузовиком, пока он не набрал скорость, вскочить в кузов, укрыться между коробками, а добравшись до их злодейского логова, незаметно выскользнуть, стырить их униформу и после серии захватов и побегов нажать рубильник, чтобы вся лавочка взлетела на воздух.
Я понял, почему преступления никогда не раскрываются любителями.
— Итак, мы ничего не можем сделать?
— Ничего, — сказала Джен, когда грузовик проезжал мимо.
Цокольный этаж был пуст.
— Все вымели, — пробормотал я.
Мы протиснулись сквозь деревянные створки, которые лысый бугай не удосужился стянуть цепью. Зачем ему это теперь? Коробки увезли все до единой.
Проверив время по снимку Мэнди, я уточнил, что мы побывали здесь всего два с половиной часа назад.
Джен обыскала все помещение и не успокоилась, пока не убедилась, что на бетоне не осталось никаких следов, сказала, что надо было прийти раньше, ведь кроссовки были именно здесь. Я напомнил, как мы вместе отсюда драпали, она со вздохом сказала, что переоценка — дело обычное, и снова пошла проверить, не упустила ли чего. А я остался в круге падавшего сквозь щель света, наедине с мыслями о том, почему любители не раскрывают преступлений.
Профессиональные детективы с самого начала обнесли бы дом ленточным ограждением, сняли в пыли следы и отпечатки пальцев, выяснили в архивах имена владельцев и арендаторов здания. Полиция сволокла бы громилу в черном в участок, где бы ему живо развязали язык. Настоящие копы не побежали бы в ближайшую кофейню, а потом домой к подруге, чтобы проводить экспертизу вещественных доказательств с помощью вощеной бумаги. Ладно, в кофейнях и копы бывают, но они скорее послали бы туда новичка за кофе и пончиками, а в доме поставили бы охрану. И уж наверняка им бы не составило труда выяснить номер грузовика, а по нему нужный адрес. Не то что мне.
И самое важное — настоящий специалист по разгадке преступлений не испугался бы того, что его телефон попал к негодяям, которые теперь его ищут. Настоящие полицейские — это машины для превращения кофе в разгаданные преступления. Я же был машиной для превращения кофе в звенящие, как струны, нервы.
— Хантер! — донесся из мрака голос Джен, и мои нервы задребезжали.
— Что?
— Похоже, кто-то оставил тебе послание.
Она появилась, щурясь и держа конверт, к которому прилепился обрывок пыльного серого скотча. Конверт светился белым в полумраке, и на нем выделялись написанные красным маркером буквы: Х-А-Н-Т-Е-Р.
Ее зеленые глаза расширились, зрачки в сумраке выглядели огромными.
— Это было приклеено липкой лентой к стене. Как раз там, где находились коробки.
Я нервно проглотил слюну и протянул руку. Раньше я видел, как Мэнди набрасывает заметки во время тестирования, почерк у нее был наклонный, торопливый и нечитабельный. Однако мое имя было начертано на конверте с неумолимой четкостью.
— Ты не собираешься его вскрывать?
Я медленно вдохнул и опасливо разорвал бумагу, не зная точно, из-за чего нервничаю. Контактный яд? Пиковый туз?
Это были два пригласительных билета.
Я тупо пялился на них, пока Джен не выхватила один из моей руки и не прочитала вслух.
— Тебя приглашают на прием, устраиваемый «Хой Аристой», журналом для миллионеров. Хм… Сегодня вечером.
Я прокашлялся.
— Это не почерк Мэнди.
— Я так и не думала.
— Они знают мое имя.
— Конечно знают. Они позвонили кому-то из твоих друзей, который увидел на экране твое имя и ответил: «Привет, Хантер!» Потом они звонят по следующему номеру и говорят: «Привет, я друг Хантера…» и просят твой домашний номер и так далее.
Я кивнул. Конечно, мало-помалу они выкачали из телефона всю мою подноготную. Эти финны проделали чертовски хорошую работу, превратив прибор в центр моей жизни, наполненный именами моих друзей и их номерами, моими любимыми МР3-мелодиями и снимками, — оттуда можно извлечь больше, чем из ящика моего письменного стола.
Я вернул ей билеты.
— И что все это значит?
— Меня спрашиваешь? Ты когда-нибудь слышал о «Хой Аристой»?
В моем сознании всплыло какое-то смутное воспоминание.
— Что-то вроде элиты или как-то так. Новейший журнальчик для денежных мешков. Перевод деревьев на бумагу. Кажется, Хиллари Дефис делала для них рекламу.
Джен взяла билет двумя пальцами, перевернула его и кивнула.
— Сдается мне, они именно те, за кого себя выдают.
— Ты о чем?
— О приглашении. Думаю, нам нужно пойти.
— Туда?!
— Мы должны пойти, Хантер.
Я оторопело уставился на нее.
— Слушай, они уже знают твое имя и наверняка могли бы выяснить гораздо больше, если бы захотели.
— Ну и дела! Час от часу не легче.
— Но, судя по этим билетам, пока узнали не много. Их больше волнует, как далеко ты готов пойти, чтобы вычислить их.
— О чем ты говоришь?
Джен провела меня в глубину пустого дома и указала место, которого мои не приноровившиеся глаза не увидели.
— Они оставили конверт здесь, на том самом месте, где лежали коробки. Прикинули, что, если все это тебя крепко зацепило, ты непременно вернешься сюда в поисках Мэнди и кроссовок. Поэтому и оставили послание. Хочешь узнать больше? Пожалуйста — шоу состоится сегодня вечером.
— Ага, чтобы я пришел и избавил их от дальнейших хлопот с поисками.
— Очень умный ход с их стороны, — кивнула она. — Потому что это лучший способ выяснить, кто они такие.
— Это лучший способ пропасть бесследно, как Мэнди.
Джен скрестила руки, устремив взгляд на сиротливо пустые стены.