Я оглядел собравшуюся толпу; большинство слушателей только что примчались с Индиан-роу, еще с карри на губах. Восхищенное выражение их поднятых вверх физиономий вызвало во мне чувство зависти. С тех самых пор, как мы стали играть с Захлером, я воображал себе нашу публику наподобие этой: онемевшую от удивления, наэлектризованную, выдернутую из повседневности за уши. А теперь эта безумная женщина, с ее волосами и макияжем рок-звезды, буквально загипнотизировала их. К чему тогда наши риффы, и соло, и песни, если все, чего хочет толпа, — это лавина диких криков и разгромленная мебель из «Икеи»?
Однако, когда первый шок прошел, их восхищение сменилось чем-то несравненно более мерзким. Совсем скоро люди стали смеяться, показывать пальцами, а шайка каких-то мальчишек ритмично орала: «Прыгай, прыгай, прыгай!» Сверкнула вспышка камеры, запечатлевая дьявольское мерцание в глазах женщины. У некоторых в руках поблескивали голубые экраны сотовых телефонов. Интересно, звонят в полицию или ближайшим друзьям, чтобы те тоже не пропустили зрелища?
Одна из зрительниц, низко пригибаясь, проскользнула в опасную зону и выхватила из-под груды компьютерных кабелей и удлинителей черное платье. И тут же ринулась обратно, прижимая платье к груди, как если бы просто сняла его с вешалки. Другая бросилась следом и схватила охапку журналов.
— Эй! — закричал я.
В мои намерения входило напомнить, что это не мусорная свалка — может, когда женщина успокоится, она захочет вернуть свои вещи, — но тут полетели компакт-диски.
Блестящие пластиковые футляры с ними посыпались на улицу, словно град, и каждый сопровождался пронзительным криком из окна.
Мародеры отступили — сейчас женщина кидала диски прицельно, и это были поистине смертоносные снаряды. В смысле, компакт-диски сами по себе не могут причинить особого вреда, но футляры имеют острые углы и придают дополнительный вес.
И потом я увидел ее: из окна высунулся гриф электрогитары, а затем и вся она — «Фендер Стратокастер» [5] середины семидесятых, с золотыми звукоснимателями и хамбакерами, желтовато-кремовым корпусом и белой накладкой.
Я сделал шаг вперед и вскинул руку.
— Постой!
Безумная сердито уставилась на меня сверху вниз, прижимая «Страт» к груди. Тушь размазалась по лицу, словно черная кровь. Руки нащупали струны, как будто она собиралась играть, а потом она испустила последний, жуткий вой.
— Нет! — закричал я.
Женщина выронила гитару.
Она падала, переворачиваясь в воздухе, изящные металлические детали посверкивали в свете уличных фонарей. Я уже бежал, спотыкаясь о разломанный пластик и спутанную одежду, думая о том, что в моих руках четыреста костей, и спрашивая себя, сколько из них сломает изделие из твердой лакированной древесины после падения с высоты в тридцать футов.
Однако я просто не мог допустить, чтобы она разбилась…
Потом свершилось чудо: гитара остановилась в полете, зацепившись ремнем за угол пожарной лестницы, где и повисла, угрожающе вращаясь.
Я затормозил, по-прежнему глядя вверх.
— Иди сюда! — крикнул кто-то.
Я на мгновение опустил взгляд: девушка моих лет, с короткими черными волосами и в очках в красной оправе, выдергивала что-то большое и плоское из-под груды вещей, рассыпая во все стороны столовое серебро.
— Поосторожней, — сказал я, кивнув на висящий «Страт». — Она вот-вот упадет.
— Знаю! Возьмись за другую сторону!
Я в недоумении снова перевел взгляд на девушку. Встряхнув вытащенное из груды одеяло за два угла, она резким движением развернула его в мою сторону. До меня наконец дошло, и я ухватился за два других угла.
Мы отступили друг от друга, натягивая одеяло, и посмотрели вверх. Гитара над нами вращалась все быстрее и быстрее, словно ребенок, раскручивающийся на качелях.
— Поосторожнее, — сказал я. — Это семьдесят третий год… в смысле, она по-настоящему ценная.
— С золотыми звукоснимателями? — фыркнула она. — Скорее, семьдесят пятый.
Я уставился на нее.
— Падает! — закричала она.
Гитара сорвалась, все еще крутясь; металлические части блестели, ремень молотил по воздуху. Упала она между нами тяжело, словно мертвое тело, чуть не выдернув одеяло из моих рук. Ее инерция толкнула нас обоих вперед на несколько шагов, и внезапно мы оказались практически нос к носу.
Ужасного грохота, однако, не последовало — «Страт» не ударился о мостовую.
— Мы спасли ее! — воскликнула девушка, сияя карими глазами.
Я перевел взгляд на гитару, в полной безопасности покачивающуюся на одеяле.
— Точно. Спасли.
Потом пожарная лестница снова зазвенела. Мы вздрогнули и глянули вверх. Но нет, больше ничего не падало, просто с шестого этажа спускались к обезумевшей женщине двое. Правда, они не шагали по ступеням, а практически летели, перехватывая руками поручни, грациозные, как скользящие по потолку тени, создаваемые фарами проезжающих мимо автомобилей.
Я с благоговейным страхом провожал их взглядом, и тут девушка рядом со мной прокричала наводящее ужас слово:
— Духовка!
Кувыркаясь, она падала из окна прямо на наши головы, стеклянная дверца распахнута, во все стороны летят крошки…
Мы завернули «Стратокастер» в одеяло и побежали.
ПЕРЛ
— Ты понимаешь, как это странно?
Симпатичный парень нахмурился, все еще с вытаращенными глазами и тяжело дыша.
— Ты имеешь в виду что-то конкретное? На мой взгляд, все это было странно.
Я улыбнулась. В наши дни, конечно, все относительно. Нужно хвататься за любое проявление нормальности. Люди сходят с ума во все времена; важно то, как они сходят с ума.
Мы взяли «Страт» и свернули за угол — за два угла на самом деле, а потом я, ничего не объясняя парню, вывела его на свою улицу. Мой дом был прямо напротив нас, но я пока не была уверена, хочу ли, чтобы он знал, где я живу, даже если он относился к тому типу парней, которые готовы ловить «Фендер Стратокастер» голыми руками. И чего я уж точно не хотела — это чтобы мама вернулась домой и обнаружила меня на лестнице с незнакомым симпатичным парнем и потрепанным постельным покрывалом. Она может сделать неправильный вывод. Фактически она обязательно сделает неправильный вывод.