Про убийства… так еще вспомнить надо, он только и слышал, что местные сплетни, а их пересказывать… а вот, кажется, есть момент.
– В общем, так. – Жуков уселся поудобнее, хотя особых удобств на полу не предвиделось, жесткий, и задница уже болит, можно, конечно, в кресло перебраться, но тогда далеко от Марты выйдет. – Первой хозяйку пансионата угробили… вообще их две было, одна такая брюнеточка, директриса, ну ты, наверное, видела.
– Видела, – отчего-то без особой радости отозвалась Марта.
– Вот, а со второй, значит, познакомиться не удалось, потому как к этому времени она уже того, ну, на том свете была. Утонула. Точнее, вроде как утопили или опоили чем-то, а потом утопили, в общем, я тут не в курсе, ты этого своего знакомого, который из ментовки, порасспрашивай, он точно знает.
– Обязательно спрошу, – пообещала Марта. Жуков постарался пропустить обещание мимо ушей: дразнится, а он – не мальчишка, чтоб его дразнили, он вообще человек серьезный и занятой.
– Не хмурься, тебе не идет. – Марта, протянув руку, погладила его по голове. Ну и как это понимать?
– Короче, если верить местным, то хозяйку убили из-за золота, которое ей ее бабка оставила. Та вроде как перед смертью открыла внучке, где клад спрятан, но трогать запретила. Оно и понятно, что сразу-то после похорон местные за нею следили.
– За бабкой?
– За внучкой. А вот прошло время, понадобились деньги, и она за кладом в деревню приехала, а там ее убили.
– Кто?
– Да откуда я знаю! Я тебе вообще с чужих слов пересказываю! Это Валентина так думает, что в золоте все дело…
– И кто такая Валентина? – осведомилась Марта, убирая руку. Жаль, приятно было, когда гладила. А Валентина… Валентина работает в магазине и помогала выбрать то отвратное вино, которое они вчера пили, и была женщиной достойной, причем достоинств ее хватало не только на внушительных размеров бюст, такой же живот, но и на три подбородка, полностью прикрывших короткую шею. Правда, Марте такие подробности ни к чему. И Жуков, зажмурившись, ответил:
– Так, знакомая. Кстати, по Танечкиным словам, пансионат переживает не самые лучшие дни, постояльцев мало и, если верить местным, в прошлом и позапрошлом году куда больше было… правда, тогда непонятно…
– Что непонятно?
– Ничего. Это отношения к делу не имеет.
И тут включили свет. Резкий, яркий, он заставил зажмуриться от боли в глазах, которая привычным уже путем откатилась, ударилась в стенки черепа, зазвенела, задрожала, вынуждая обхватить голову руками. Не застонать бы. И ковер не испортить.
– Жуков? Жуков, что с тобой? – Холодные ладошки легли на лоб, скользнули вниз, защищая от невозможного света. – Жуков, ты чего? Ты тоже, да?
– Пройдет.
И вправду проходило, на отливы-приливы похоже, прилив – плохо, отлив – почти хорошо, не считая легкого озноба. Во рту знакомый кисловато-металлический привкус, и носом дышать не выходит – хлюпает там что-то, по губе течет. Наверное, опять кровь пошла.
– Извини, – Никита зажал нос ладонью и поднялся. – Я сейчас, я в ванную только.
Кровь остановилась довольно быстро, почти сразу же, но майку изгваздал, и на умывальник накапало, и на пол тоже, и на ковер, наверное.
Сев на край ванны, Жуков стянул майку, сунул под струю холодной воды и попытался оттереть кровяные пятна. Те не оттирались, только по белой эмали бежали подкрашенные розовым потоки, а на ткани пятна расползались, становясь все больше, все отвратнее с виду. Снова затошнило.
Проклятье! Да к черту Бальчевского с его проектами, смотаться отсюда надо и к врачу, ведь в самом же деле ненормальное что-то творится.
А ведь действительно ненормальное… если в пансионате, как утверждает Танечка, мало постояльцев, то почему по приезде его не нашли куда поселить? Что они говорили? Пожар? Так в одном же домике, а их на территории пансионата много, не в тот, так в другой? А директриса, рискуя нарваться на скандал, дала какой-то отвратный номер. И если б не Бальчевский, Никита в тот же день свалил бы…
– Никита, с тобой все нормально? – Марта вошла без стука. Ну да, чего ей в своем домике стучаться-то. А вот и еще одна странность: ее обмороки, кровь носом, правда, не идет, но эта бледность и то, как она время от времени принимается виски поглаживать, точно массируя.
– У тебя часто голова болит? – Никита, закрыв воду, отжал майку. Черт с ней, новую купит, невелика беда.
– Случается.
– А кровь не шла? Ну, как у меня?
– Нет.
– Тошнит?
– Иногда. Никита…
– Нет, погоди, я думаю. Не мешай.
То, о чем он думал, вряд ли бы понравилось Марте, потому как совершенно не нравилось самому Жукову, поскольку на первый взгляд выглядело совершенно неправдоподобным. Ну зачем Бальчевскому избавляться от него? Разбежались бы, и все. А Марта? Кому она могла помешать?
– Дай сюда, – она отобрала скрученную жгутом майку, встряхнула над ванной, разбрызгивая холодные капельки воды, и, потеснив Жукова, сказала: – Мылом замывать надо. Лучше хозяйственным, тогда следов не останется…
– Что ты сказала?
– Что надо мылом замывать. Тогда следов не останется.
А ведь и вправду, домик, доставшийся Никите, сверкал чистотой, прямо-таки вонял лимонами – хвоей – морским бризом и прочим стандартным набором ароматов, стыдливо прикрывавших запах самой обычной хлорки. У Марты не так, у нее хоть и чисто, но все же не настолько. А у Никиты даже на книгах пыли нету. И вообще ощущение такое, что дом искупали в чистящих средствах, тогда он еще порадовался, ну как же, генеральная уборка в его честь… а выходит, что и не в его, выходит, что следы замывали, а его нарочно в тот дом поселили.
Зачем?
А чтоб следами следы затереть. Чтоб не привлекать внимание первозданной чистотой, чтоб все достоверно выглядело. Вот гады! От злости или азарта опять пошла кровь из носу. Красные капли часто застучали о белый кафель, расплываясь по нему аккуратными, будто нарисованными, звездочками.
– Пойдем, – отложив майку в сторону, Марта намочила полотенце и, сунув в руки, велела: – Тебе лежать нужно. Давай ты сегодня здесь останешься? Ну, на ночь. На диване. Устроит?
Еще как. А завтра поутру Никита вернется в свой домик и устроит обыск. Конечно, сомнительно, что там хоть что-то осталось после уборки, но проверить надо. А еще порасспрашивать Танечку, вдруг та знает, кто там жил до Никиты. Как там в сказке было? Кто-кто в теремочке живет…
Вот он и выяснит.
Он все выяснит, и если догадки подтвердятся – кранты Бальчевскому, будь он хоть трижды гений.
– Лежи спокойно, – Марта поправила подушку и полотенце на переносице. – Завтра поговоришь. Все завтра.
В этом она права, все – завтра.