И всхлипнул. Почему-то именно в этот момент Владлен отчетливо понял: они ведь еще дети. Ладно, он – ему скоро четырнадцать, Гриня годом старше, Васька тоже. Но Нюхарь… И Олег – они ведь совсем еще маленькие. Олегу, который лежал сейчас на полу, и десяти еще не было. Как Алине. Второй раз за все это время он вспомнил Алину, хрупкое личико, тонкие губы, глаза в пол-лица и слабый, но уверенный голос: «Сегодня я умру». И умерла. Сегодня и его черед, сегодня он тоже умрет, потому что момент наступил. Вызов брошен. Если Гриня кинется на Хромого, разве Влад сможет остаться в стороне? Нет. А разве сможет он победить атамана? Тоже нет. Гриня знает, что такое настоящая Ярость, ведь у него есть маска. Они с Васькой хотели ее найти и сжечь, тогда и Гриня, глядишь бы, вновь человеком стал, и драться не нужно было бы. Нет, не успели, придется драться и умереть.
– Точно, мертвый, – весело сказал Гриня, склонившись над телом. – Неудачно как-то получилось. Как же я теперь без наложницы? – Атаман обвел глазами присутствующих. – Ну, господа советники, что вы мне насоветуете? – Он был весел, словно сбылась мечта всей его жизни.
– Другую найди, – буркнул Васька, спрыгивая на пол. У него была дурная привычка сидеть на столе – из-за ноги со стула Хромому вставать было неудобно, а со стола – милое дело, спрыгнул, и готово.
– Точно! И как это я сам не додумался! А дело не простое, тут особый подход нужон! Вот ты, Васька, не годишься. На кой ляд мне кривобокая подруга? Генка рябой, да дебил к тому же, ни о жизни поговорить, ни принарядить, да и дома его оставь – всю хату спалит. Нюхарь… – Гриня призадумался, разглядывая дрожавшего от страха пацана, которому совершенно не хотелось занимать освободившуюся вакансию. – Молодой. Кругленький. Мяконький.
В подтверждение своих слов атаман ущипнул мальчишку за мягкое место, тот взвизгнул.
– Не, – поморщился Гриня. – Голос у тебя противный, визгливый больно, да и не люблю я черных. Мне больше шатены по вкусу. С голубыми глазами.
Пришла пора испугаться Владлену.
– Такие, как Комсомолец, – подтвердил его догадку Гриня. – Всем хорош: высокий, стройный, личико – хоть сейчас к живописцу. Короче, я решил: отныне ты у нас не Комсомольцем, а Комсомолкой будешь, Валентиной, Валечкой, Валюсиком! А то Владлен – мужское имя, слишком грубое для такой нежной девицы.
– Иди ты к черту! – Ни комсомолкой, ни Валей Владлен становиться не собирался. Он собирался драться и умереть. Но сначала – все-таки драться.
– Куда-куда? – переспросил Гриня, которого его наглый ответ, похоже, только порадовал.
– К черту! Могу по буквам повторить, если ты оглох, часом.
– Да нет, спасибо, слышу я хорошо, – усмехнулся атаман. – А ты совсем страх потерял, я гляжу? Обогрелся, мясца на костях нарастил, думаешь, теперь меня напугать? Так, что ли?
– Нет.
– Тогда чего же ты хочешь, заморыш?
– Маску! – выпалил Владлен и сам удивился – на кой ляд она ему сдалась? Ну да, они ведь с Васькой говорили, что ее спалить нужно, так теперь поздно уже. И не маска ему нужна. Или все-таки именно она?
– Проболтался-таки! – Гриня сверкнул глазами в сторону Васьки. – Проболтался! Думаешь, с помощью урода этого на мое место сесть, Хромой? Так я с ним драться не собираюсь. Генка, пришиби этого придурка!
Дебил не тронулся с места, только головой покачал.
– И ты туда же… Даром, что мозгов нет. Ну ладно, я с тобой потом разберусь. Со всеми вами!
Гриня прыгнул вперед без предупреждения, без малейшего намека на то, что он вообще собирается двинуться с места. Нюхарь приглушенно пискнул, а Васька крякнул, попятился, чтобы не мешать. Но Владу уже было не до них. Он успел отскочить в сторону, и Гриня пролетел мимо. Сейчас бы в спину его ударить, вдогонку, чтобы атаман упал, и тогда добить, но нет, опять помешало что-то, словно руку отвело. Владлен просто стоял, дожидаясь, пока соперник повернется к нему лицом. Гриня усмехнулся, короткая верхняя губа его задралась, обнажая десны бледно-розового цвета и желтые кривоватые зубы. Влад не мог оторвать взгляд от этих зубов, поэтому, наверное, и пропустил новый бросок Грини, просто вдруг ему стало очень больно. Боль разливалась внутри, пригибала к земле, и колени подогнулись сами собой. Как Васька и говорил, атаман не стал дожидаться, пока Влад поднимется, ударил сразу, на этот раз – в лицо. Нос противно захрустел, а во рту слюна в одно мгновение превратилась в густую солоноватую на вкус кровь. Кровь закапала на пол, прямо на любимый Гринин ковер. Влад отчетливо видел, как темные капельки собираются в лужицу.
– Ну, что же ты?
На этот раз Гриня отошел в сторону, видать, понял, что опасности Влад не представляет, следовательно, удовольствие можно и растянуть, позабавиться. Это было абсолютно новое чувство: до нынешнего дня атаману, конечно, приходилось убивать, в драке, спасая свою жизнь или свою добычу, все элементарно, выстрел – смерть, Гриня стрелял, его противники умирали. Но вот так, медленно, наблюдая за тем, как существо, посягнувшее на его авторитет, его положение, его дом, беспомощно корчится, пытаясь подняться…И он, Гриня, обязательно предоставит ему такую возможность – только затем, чтобы следующим ударом вновь опрокинуть наглеца на землю, к своим ногам… Это было лучшее из тех чувств, что ему приходилось испытывать.
– Вставай, Комсомолец! Ты же у нас сильный! Я давно за тобою наблюдаю, с первого дня. Еще когда ты саночки свои волок куда-то. Хоронить, небось? Сам от голоду полудохлый, а все туда же – хоронить! Кем она тебе приходилась? Любимой?
– Сестрой. – Гриня выбил ему передние зубы, поэтому получилось «шештрой». Говорить было очень больно, даже больнее, чем вставать.
– Сестрой, говоришь? То-то я гляжу, вы похожи, глаза одинаковые. Все, Валечка. Я определенно решил: убивать тебя не стану, в память о сестричке. Хоть и мертвая, но горячая девка была! Мы ее согрели сперва, а потом уж… Хочешь, в подробностях расскажу? Нет? – Гриня от возбуждения аж пританцовывал на месте.
Словом, оказывается, тоже можно бить, и даже больнее, чем кулаком.
– Ну, понимаешь, Олька мне поднадоела, а тут как раз ты, со свежим трупом. Грех было не воспользоваться… Скажи ему, Васька, хорошая девка была!
Влад беспомощно оглянулся на Хромого, за что и был наказан: еще один удар, в колено. И снова он – на полу, а атаман кружит вокруг и хохочет. Когда-то, давным-давно, мать водила их в зоопарк, там была гиена, толстая тварь с кривыми ногами, тупой мордой и широкой пастью. Тварь смеялась, жутко, заливисто хохотала, совсем как Гриня.
– Ладно, Васька ни при чем, он у нас брезгливый, ни девку, ни Ольку не трогал. В монастырь, видать, собрался, поповский сынок? Зато небось других таких Анечек-Валечек-Манечек до смерти доводил, о грехах не думая…
– Как доводил? – машинально спросил Владлен.
– Как доводил? – удивился Гриня. – Обыкновенно. Или ты думаешь, что люди добровольно со всем этим добром расставались? Ты вон хлебушек каждый день кушаешь от пуза, и кашку, опять же… А энтого хлебушка, быть может, пятерым бы хватило! Сколько ты у нас прожил? Два месяца уже есть? Есть! Это шестьдесят дней, помножить на пять человек, итого триста получается! Ну, Комсомолец, выходит, лично ты триста человек уморил, а сам сестру жалеешь… Правильно это?