– Нет тут ничего тваво, – шипела она, стоило Полинке выглянуть на кухню. – З-с-смеюка.
– Сама вы змеюка. Глядите, как бы собственным ядом не отравились.
Бабка верещала, а Полина смеялась. Запертый холодильник ее ничуть не взволновал. Более того, Полина сама приносила еду – паштеты в железных баночках, копченую рыбу, мягчайший сегодняшний хлеб и французские батоны, неэкономные, крошащиеся. Подарила она Лерке и колготы сеточкой, и юбку с тремя пуговицами, и ту самую шляпку, которую сама и месяца не проносила.
Вещи у Полинки появлялись из ниоткуда, постепенно заполняя комнату: брюки, кофточки, маечки, лифчики кружевные и совершенно невозможные легкие трусики, которые никак нельзя было стирать хозяйственным мылом. На вопросы Полинка отшучивалась, но каждая шутка ее становилась все злее, и вот уже не слова – шпильки втыкает она в раненое Леркино любопытство.
– Где взяла… где взяла… заработала.
– Знамо, каким местом заработала! – Бабка караулила под дверью.
– А тебе и завидно!
Полинка кричала из-за двери, выплевывая слюну и не пережеванную колбасу, которую она откусывала прямо от палки, сдирая оболочку острыми ноготками.
– Шалава!
– Дура старая!
Все закончилось именно так, как и должно было: однажды Полинка приволокла чемодан из желтой кожи, куда и запихала вещи. И швыряла она их безо всякого к ним почтения, нисколько не заботясь, что ткани помнутся, а острые зубцы «молний» оставят затяжки на тонком трикотаже.
– Ну бывай, сестричка-лисичка, – Леру Полинка обняла, прижалась расцветшим пышным телом. Пахло от нее острыми духами и французским багетом, которого теперь точно никто не купит. И Лерка не выдержала расставания – заплакала. А с нею и Ванька, обычно тихий, заревел, и так трубно, смешно, что слезы сами собой унялись.
– Держись тут. Не кисни с этими шизоидами. Подрастешь – заберу с собой, – пообещала Полинка.
Лера не поверила.
Прошли годы. Был девятый класс. Визит учительницы. Разговор – уже не с бабкой, но с Клавкой, которая как-то незаметно вобрала в себя бабкины черты, – и отцовы слабые возражения: мол, пусть доучится.
Выпускной. Училище и профессия парикмахера.
– Стилистом сделаешься, – решил Ванька, который уже достаточно вырос, чтобы обзавестись собственным мнением. – Стилисты красиво живут.
Лера жила скучно. И дожив до двадцати трех, она почти смирилась с тем, что дальнейшее ее существование пойдет по натоптанной колее, где есть место работе, дому и работе на дому. Но на двадцать четвертый день рождения появилась Полина. Она вошла в парикмахерскую – полуподвальное помещение с окнами-бойницами, вечной сыростью и бурчащими трубами – и просто сказала:
– Здравствуй, сестричка.
Лера сразу узнала ее, пусть нынешняя Полина мало что взяла от прежней, сбежавшей из дому с желтым чемоданом, полным бессмысленного барахла.
– Здравствуй. У меня клиент записан. Подождешь? – Мелькнула крамольная мысль передать клиента напарнице, но Лера мысль отбросила: встреча встречей, а деньги деньгами.
– Подожду. А меня причешешь? На голове срач совершеннейший.
– Потом. Разберемся.
Полина села в кресло и взяла позапрошлогодний журнал, который и листала ближайшие полтора часа. С каждой минутой присутствие этой чужой женщины все больше тяготило Леру. И собственные руки, обычно ловкие, вдруг сделались тяжелыми, неумелыми. Щелкали ножницы. Сыпались обрезанные пряди на синее покрывало. Спертый воздух, словно старая губка, впитывал запахи мусса и лака. Надрывно гудел фен.
А Лера думала о том, что же Полинке от нее надо.
Не денег ли?
Деньги имелись. Спрятанные от Клавки и отца – Иван поклялся тайны не выдавать, – они ждали того самого «черного дня», который так и не наступил в бабкиной жизни, но непременно должен был наступить в Лериной. Денег было жаль. И Лера решила, что соврет, будто бы их и нету…
– В общем, расклад такой. Хата обойдется в три копейки… оформляем опеку. У меня есть связи, так что сделают быстро… – Полина говорила жестко, глядя в глаза, и Лера не смела отвести взгляд.
И вправду чужая. Эти пегие волосы, этот узкий лоб с морщинками и коротковатый нос. Губы с бледной гигиенической помадой. Шея в хомуте воротника. Свитер старенький, растянутый, а шея бледная.
– Ты меня слушаешь? – Полина сердится и хватает за руку. У нее цепкие пальцы. И никакого маникюра. – Старуха одна. В маразме. И на такой жир желающий сыщется. Будем хлопать – упустим.
– Ты хочешь, чтобы я оформила опеку…
– Да!
– А потом что?
– Потом – суп с котом. Квартиру продаем. Деньги – делим. Реальные, Лерунь, деньги, а не твои копеечки.
– А старуха?
Полина выпускает, нет, отбрасывает Лерину руку. Лицо кривится, губы съедают помаду, а острые блестящие зубы готовы вцепиться в Леру.
– Не тупи. Помрет старуха. Скоро. Я знаю…
– А почему ты сама… ну не хочешь… и делиться не надо? – Лера чувствовала себя неудобно. Встать и уйти, оборвав разговор? Или сразу ответить отказом? Это ведь просто. Короткое «нет» и никаких обязательств.
Но деньги… сколько стоит квартира?
Много. Лерке никогда не накопить, пусть бы она и работала сутками, переводя все заработанное в валюту, а валюту укрывая в тайнике.
– Потому что это будет подозрительно. Я – медсестра. И если я оформлю опеку, а пациентка умрет, сразу станут говорить, что это я ее… а ты – никто. Тише. Не перебивай. Официально мы не родня. Вообще никак. И докопаться до истины… Кому оно надо, если поверху все чисто. Лерунь, подумай. Хата старой постройки. Четыре комнаты. Четыре! Потолки высоченные! Окна – во всю стену. Центр города. Да ее продать – нефиг делать. Особенно если с ценой не гнуть… хватит и мне, и тебе. И дяде, который нас прикроет.
– К-какому?
– Такому, – передразнила Полинка. – Меньше знаешь – крепче спишь. Учти, сестричка, такой шанс – раз в жизни бывает. Я вот ждала… господи, как я ждала. Какого дерьма нахлебалась – тебе не рассказать. И ты вот хлебаешь. И собираешься до конца жизни хлебать, добровольно. Тебе что, нравится вот так вот жить? Ножницами щелкать. Экономить на всем? Ждать, когда папаша с Клавкой откинутся, чтоб потом несчастные две комнаты делить? Ванька небось не отступит… да и к тому времени у него семья, у тебя семья…
Она сменила тон и говорила мягко, с сочувствием.
– Ты пойми, что я к тебе пришла только потому, что верю. Как себе, – Полинка хохотнула. – Больше, чем себе. Но… если что, то найду кого-нибудь. Я не собираюсь упускать свой шанс.
– Мне надо подумать, – прозвучало до невозможности жалко.
– Думай. Только недолго. Завтра я зайду. Ты же работаешь завтра? Конечно, работаешь. Ты только и умеешь, что работать… не упусти шанс, Лера.