— Можно и умирать, — говорил он, рассматривая технический проспект детища российской оборонки. — Знаешь, с чего я начинал? С канатно-ударного станка! Долотьями бурил, можно сказать, ломом землю ковырял! А эта машина — двадцать первый век…
Заметив Зимогора, прямой виновник аварии торопливо закрыл шкаф с электроникой, выключил паяльник и, не спуская глаз с инспектирующего, прошепелявил приказным тоном:
— Всё, Миша, отбой. Иди отсюда.
Поломойка выключил воду, смотал шланг и, спрятав швабру в специальную нишу, удалился. Гнутый ждал этого визита и к разговору был готов, но не хотел начинать его сам, демонстративно закурил, поднял затемнённое стекло окна и, высунувшись наружу, стал насвистывать «Чёрного ворона». Они были едва знакомы, виделись только однажды на Кольском полуострове лет пять назад, когда Зимогор пришёл работать в экспедицию. Гнутый бурил там сверхглубокую скважину, но ничем особенным не блистал, поскольку работал в коллективе таких же зубров, и отличался лишь застенчивостью и молчаливостью, вызванными тем, что у бурового мастера не было передних зубов. Часть их выбили ещё в молодости, а другая часть просто вывалилась и сгнила от цинги, экспедиционной жизни и чифиря. Вообще-то про него рассказывали много интересного: в двадцать семь лет он умудрился получить орден Трудового Красного Знамени, в тридцать, не отходя от бурового станка, защитил кандидатскую (тогда это приветствовалось). И, вдохновившись, бросил работу, сел и написал учебник по буровому делу, который вдребезги разнесли учёные мужи. Однако так и не изданное, это сочинение перепечатывали на машинках, ротапринтах и использовали как практическое наставление многие — от студентов до производственников. А Гнутый, как всякий непризнанный гений, запил, забичевал и был найден Иваном Крутым где-то на Урале, в захудалой геологоразведочной экспедиции. Аквилонов ценил его как буровика и как учёного, поэтому выдрал из грязи, говорят, лично свозил в Крым, где закодировал от алкоголизма, дал ему квартиру, обласкал по-царски и лишь не смог ему за казённый счёт вставить зубы — буровой мастер не выносил ни вида, ни звука стоматологического буравчика.
Зимогор рассчитывал увидеть Гнутого в полном унынии — метаться должна была творческая душа, сам ведь устроил аварию, не смог её ликвидировать и в результате угробил уникальный, в единственном экземпляре, станок. Однако мастер выглядел спокойным и даже весёлым — не принял ли с горя припрятанного спирта?
— Мне наручники самому надеть или завтра Ангел закоцает? — спросил он, улыбаясь и прикрывая рот ладонью. — Ты же приехал виновных искать?
— А что, готов в наручники? — с ухмылкой спросил Олег.
— Как пионер, всегда готов!
— Сначала скажи, кто был с тобой на смене, когда достали этот чёрный песок?
— Циклоп был, то есть Величко.
— А что, завхоз переквалифицировался в помощники мастера?
— Да нет, — нехотя отозвался Гнутый. — Так вышло… У моего помбура живот схватило, заменить некем, а Циклоп сам попросился… Не смотри, что он на вид тупой и молчун, когда надо, всё соображает.
— Когда аварию засадили — кто с тобой был?
— Да тоже он… У помбура понос ещё не прошёл, а Величко всегда готов…
— Тебе это не показалось странным — всегда готов?
Гнутый намёк понял, пошамкал стариковским беззубым ртом.
— Любопытный взгляд… Если учесть, что Циклоп исчез.
— Ничего такого странного не замечал за ним? Может, к нему кто-то приходил? Или он часто пропадал с участка?
— Пропадал он в Матвеевке, у женщины…
— Ты уверен? Видел сам или знаешь по его рассказам?
— Как же! Со свечой стоял, когда он обслуживал эту тварь ненасытную! — почему-то рассердился Гнутый.
— Если без дураков, где Величко? — мрачнея, спросил Зимогор. — Завтра Ангел спросит. Ответ есть?
— Откуда я знаю?.. Он ведь никому ничего не рассказывал про себя, отшельником жил, как все немые.
— Я слышал, у него прошла эта болезнь…
— Прошла… А потом и глаз открылся.
— Открылся?.. Но у него же глаз вытек!
— Значит, новый вырос. А повязку носил, потому что глаз света боялся. Ночью снимал и смотрел двумя.
— Сам это видел?
— Не один раз… Я его с поличным поймал, когда Циклоп однажды ночью вышел на улицу и повязку снял, на звёзды смотрел, — признался Гнутый. — А я его окликнул… Жуткое зрелище, этот его новый глаз, в него смотреть нельзя. Поражает воображение. Страшно…
— Ты как бы за свои слова отвечаешь? — уточнил Зимогор.
— Как бы да…
— Кто ещё видел этот его глаз? — схватываясь неприятным ознобом, спросил Олег.
— Перцев, начальник охраны… Чуть его не застрелил с испугу. Но потом решил, что почудилось ему.
— С чем это связано, как думаешь?
— Ну, скажем, влияние среды, — нашёл формулировку Гнутый. — Хотя Перцев говорит — от воздействия жёстких пучков излучения. Психотронное оружие.
— Я слышал, когда вы тут пляски и оргии устраивали, на Величко гипноз не подействовал. Это так или нет?
— Ну народ! — изумился мастер. — Уже всё доложили!.. Не подействовал. Все плясали, а он стоял и смотрел, в оба глаза. И на меня не подействовал.
— А что же ты хороводил? За компанию? — усмехнулся Зимогор.
— Понять хотел, в чём суть, лица пришлых рассмотреть поближе… Ничего не понял.
— Лица-то рассмотрел?
— Да что толку?.. Вроде на вид обыкновенные люди, только если у нас взгляды, то у них — взоры.
— К кому они приходят, знаешь? Что им нужно?
— Не к кому, а куда… В Манораю они идут. Одни как паломники, а другие для исполнения обряда.
— Тут что у них, святыня?
— А ты как бы не догадываешься, что здесь? — язвительно спросил мастер. — Зачем они раз в сорок лет обязательно должны пройти через всю Манораю и исполнить гимны?
— Говори всё, что знаешь! — прикрикнул Зимогор. — Мне некогда твои загадки отгадывать.
— Вот кричать не нужно, — улыбнулся Гнутый и прикрыл рот ладонью. — Я ещё не совсем уверен… Кое-что нужно проверить. Но мы находимся в центре Шамбалы.
— Шамбалы?.. А это ещё что такое?
— Не слышали? Да ладно вам… Скажешь ещё, не слышал про Рериха и Блаватскую…
Вероятно, родители у него были из учёной интеллигенции, вырастили умненького, романтичного, но пижонистого и оторванного от жизни мальчика. Зимогор терпеть таких не мог, и особенно если попадались свихнувшиеся на Шамбале, так называемые рерихнутые. Их лет десять назад развелось как тараканов на кухне у нечистоплотной хозяйки. Потом половина из них двинула в маги, в чародеи и психотерапевты, какая-то часть ушла в учение Порфирия Иванова, часть просто образумилась и занялась мелким бизнесом. И казалось, жизнь их вывела, вытравила дихлофосом своим, но вот тебе — всё живо!