Привыкшие к соли Вечности, но ещё не прозревшие, люди эти не понимали, с чем имеют дело и что творят, оставляя солнечное вещество без всякой защиты. Оно уже частично испарилось, растаяло в атмосфере, и всё равно оставалось ещё килограммов сорок. Мамонт не имел опыта обращения с этой солью, хотя знал, что единственное, чем можно остановить «таяние» — немедленно запечатать её в плотную капсулу из чистого золота. Этот сверхпроводимый металл не случайно считался символом солнца, однако был прямой противоположностью, обратной сутью Манорайских сокровищ. И всё-таки у них было одно общее качество: в больших количествах то и другое приносило зло. Непосредственный и долгий контакт с таким объёмом соли и её сильнейшее излучение, как и радиация, накапливались в костном и спинном мозге; человек обретал огромную физическую силу, утолщённую и твёрдую, как хрящ, кору головного мозга, продолжительность жизни, сравнимую с вечностью, но и вместе с тем — демоническое состояние.
Когда-то эту соль искали и добывали исключительно для таких целей, называя её магическим кристаллом…
Найти любую золотую посудину здесь было нереально, и Мамонт с тоской вспомнил, сколько этого барахла в виде сосудов и кубков валяется в пещерах Урала. Он поискал что-нибудь подходящее в кернохранилище, но здесь был образцовый порядок, и пришлось выйти на улицу. Литровые стеклянные банки из-под консервированных щей не годились — стенки не выдержат веса и напряжения, у солдатских фляжек, брошенных вместе с амуницией, слишком узкие горлышки, придётся долго засыпать, причём горстью, да и что станет с алюминием, неизвестно. Он заскочил в тепляк буровой установки, помня по своим экспедициям, что там бывает множество самой разной посуды, но оказалось, тут вообще всё стерильно, ржавого ведра не найдёшь, одна пластмасса. Тогда он побежал на пищеблок — хоть бы эмалированную кастрюлю найти или чайник! — и нашёл тару почти идеальную: солдатский вещмешок с брезентовыми лямками!
Мамонт вернулся в кернохранилище и осторожно, чтобы не касаться соли руками, стал разламывать пластиковый бок бутыли. За этим занятием и застала его Дара.
— Посвети мне фонариком! — попросил он. — Здесь нет света.
Она же вдруг отстранила его руку и склонилась над ящиком.
— Они достали соль?! Постой, Мамонт! Отойди в сторону! Я сама…
Глаза Дары засветились от предвкушения удовольствия. Она смело взломала пластик и набрала две горсти соли.
— Что ты делаешь?! — закричал он. — Так нельзя! Неужели ты не знаешь, что это?
— Знаю, — нараспев проговорила она, испытывая наслаждение. — Милый Мамонт! Я знаю всё о соли Вечности. Какое потрясающее чувство, когда ты держишь её не щепотку, а пригоршню!
Дара медленно и нехотя ссыпала соль в вещмешок и плавными, кошачьими движениями, купая руки, набрала ещё.
— Нет, тебе не испытать этого… Да и не нужно. Ты избран Валькирией… А мне… А нам!.. Теперь ты понял, откуда Дары черпают своё очарование и силу? Соль Вечности!.. Я так боялась, что Стратиг не отпустит с тобой, пошлёт другую Дару… И так боялась, что пропущу этот счастливый миг, когда они поднимут сокровища Манораи…
— Нам надо поторопиться, — оборвал её Мамонт, — скоро утро, закончится праздник и сюда вернутся люди.
Она ничего не хотела слышать. Она играла с вечностью, как богатые персидские принцессы играют с драгоценными камнями, засыпанными в сундук, но пространство ящика было слишком мало, а соли всё-таки мало, чтобы купаться в ней, как курице в пыли. А хотелось!
— Они не вернутся, пока я здесь. — Казалась, впервые в жизни она была зачарована видом Вечности. — Никого не подпущу. Никому не позволю владеть сокровищами Манораи!
Наконец, Дара перенесла их в вещмешок, выгребла, вымела пальчиками всё до крупинки, однако не дала Мамонту завязать горловину мешка, продолжала пересыпать тяжелейший чёрный песок из ладони в ладонь, любуясь его течением, и медленный, тягучий поток излучаемой энергии, словно пар с кипящего котла, впитывался в её огромные глаза, уносясь, как в вишнёвую бездну.
— Ну, довольно, — он пытался оттащить её, как малое дитя. — Пора! Надо ещё определить место, куда мы уберём всё это…
— Постой!.. Ещё немного!.. И мне будет достаточно… — словно в забытьи, шептала Дара. — Я лишнего не возьму… Для тебя есть соль Знаний в копях… А это моя соль. И я видела лишь малую щепоть… Стратиг давал подержать в ладонях… Пусть напьются мои очи! Пусть они станут вечными… Все женщины мира мечтают прикоснуться к ней. Или хотя бы взглянуть, чтобы взор стал солнечным!.. Мир становится слепым из-за гаснущих женских глаз… И потому у мужчин теряется разум, меркнет память. Гои превращаются в изгоев, когда в мире нет женских сияющих взоров!
Мамонт с усилием отстранил её, накрепко завязал вещмешок.
— Надо уходить! — он взвалил ношу на плечи, стянул лямки на груди. — Уже утро, и догорает огонь Радения…
Она вставала с пола медленно и томно, словно с брачной постели. Не дожидаясь её, Мамонт открыл дверь и стал спускаться по железным ступеням. И когда стал на землю, услышал за спиной властный приказ:
— Стой! Не оборачивайся! Руки за голову!
В доказательство своей решительности невидимый противник дал над головой короткую очередь. Мамонт не увидел — услышал, как на лестницу выскочила Дара, послушно заложил руки за голову и ждал, когда она прикроет, отведёт глаза этому стрелку.
Но вместо этого услышал низкий смех и ещё одну очередь. Пуля срикошетила о стенку вагона и с пением ушла в розовеющее небо.
— Опусти руки, дура, твои чары на меня не действуют! Встань с ним рядом!
На короткий миг Мамонт всё-таки повернул голову и краем глаза увидел огромного детину с чёрной повязкой, закрывающей правый глаз. Автомат в его руках был как игрушка…
За три вылазки под маскировочные сети он знал буровиков в лицо. У этого было прозвище — Циклоп.
Дара пыталась отвести ему глаза: пронзительный, чарующий и влекущий её взгляд был неотразим и одновременно грозен, как взгляд судьбы, и по страстности напоминал удары ветра перед бурей, перечёркнутые свечением вишнёвых молний. Перед такой силой не мог устоять ни один мужчина; через несколько секунд Циклоп должен был бросить оружие и встать перед ней на колени…
Он в самом деле сделал движение рукой, будто пытаясь защититься от глаз Дары, но вдруг сдёрнул чёрную повязку…
И она сама вскинула руки, заслоняясь от его взгляда!
— Рядом, я сказал! — прорычал Циклоп. Дара медленно спустилась по железным ступеням и встала справа от Мамонта.
— Что с тобой? — шёпотом спросил Мамонт, но одноглазый услышал.
— Молчать! Сними вещмешок, поставь на землю и три шага вперёд! Не оборачиваться!
Имея за спиной вес в полцентнера, бороться с противником, обезоруживать его было бы тяжеловато, лучше избавиться от груза…