– Э-э, жена…
– Ты ее защищал? Ну, чтобы никто к ней не приставал?
– Э-э… Ну да…
– Значит, ты меня поймешь. Мой тебе совет: сам присмотри себе амбала с пустой башкой, познакомься с ним. Он тебя защищать будет…
– П-почему?
– Потому, что ты его женой станешь. А нормальные мужики своих жен в обиду не дают. Хотя твой амбал может пидорасом оказаться, во всех смыслах… Ладно, не буду тебя кошмарить. А то ты бледный какой-то, еще дуба дашь. Отдыхай, пока есть возможность…
Усатый обращался к Егору, но касалось это и очкарика. И тот не выдержал – надрывно всхлипнул и разревелся, как баба.
– Тьфу ты! – презрительно глянул на него мужик.
Но тот уже ничего не замечал вокруг себя. Спиной прислонившись к стене, он быстро съехал по ней вниз и опустился на задницу. Егор сел рядом с ним на корточки. Ему и самому хотелось плакать от обиды и отчаяния. Он же никому ничего плохого не делал. Почему люди с ним так жестоки?.. Это не жизнь, это ад. Значит, жизнь закончена…
– Пол холодный, – сказал он. – Задницу застудишь.
– Отогреют! – глумливо хохотнул усатый.
И как будто ему в наказание снова открылась дверь, и его с вещами позвали на выход. И его дружка тоже увели. А Егор со своим несчастным собратом остался в камере.
– Как тебя зовут? – с леденящей душу тоской спросил очкарик.
– Егор.
– Петя.
– Не надо так называться, – мотнул головой Егор. – А тут будешь Петя-Петушок… Скажи, что тебя Петром зовут. Петр Первый! Петр Великий!
– Так то Петр… А меня Петей назовут. Петушком… Ну почему они все такие уроды! – Очкарик снова разрыдался.
А потом вдруг затих, лихорадочно сунул в рот согнутый палец и в напряженном раздумье стал тискать его зубами.
– Тебя, Егор, за что взяли?
– За убийство.
– А меня за растрату… Мне восемь лет светит… Подставили меня.
– И меня тоже.
– Я не хочу здесь оставаться… Я не хочу лежать под шконкой с распоротым животом… Я не хочу быть женой амбала…
– Я тоже не хочу.
– Надо уходить.
– Как?
– Я знаю как…
Петя полез в свою сумку, достал оттуда алюминиевую ложку и стал тереть черенком о пол.
– Эй, ты что делаешь? – спросил Егор.
Но парень не отвечал. Он с ожесточением думал о чем-то, не замечая его. И с тем же упорством продолжал затачивать черенок. А потом вдруг приподнял рукав куртки и ложкой полоснул себя по венам. Все произошло так быстро, что Егор даже не успел среагировать.
В движение он пришел лишь после того, как из раны брызнула кровь. Но Петя крепко схватил его за куртку здоровой рукой:
– Не надо… Не надо кричать… Спокойно… Лучше так умереть… Так не больно… Не веришь? Попробуй!
Егор сам находился в том же безвыходном положении, что и он. Может, потому он и поддался смертельному очарованию его голоса. Тем более он где-то слышал, что когда кровь из вены вытекает потихоньку, умирать приятно. Сознание гаснет медленно, тусклые проблески сознания чередуются с яркими галлюцинациями… Может, и брехня все это. Но лучше умереть сейчас, в спокойной обстановке, чем перед лицом гогочущих уголовников, у них на ноже…
Все правильно говорит Петя. Чем так жить, лучше умереть. Да и Лена его поймет. Ведь он умрет мужчиной, а не каким-то гнойным пидором…
Егор решительно схватился за ложку, обнажил запястье левой руки и острием коснулся его. Но полоснуть себя по венам не хватило решимости.
– Давай, я тебе помогу!
Но и возражать не стал, когда истекающий кровью Петя забрал у него ложку. Четким и совсем не болезненным движением он вскрыл Егору вены и вернулся на место. Сел, закрыл глаза и приготовился умереть. Хромцов последовал его примеру. Еще не поздно было спасти свою жизнь. Но зачем ему она?.. Все, умер он. Его больше нет…
Пианист за роялем – это не только вдохновенная поза, сосредоточенность мысли, но и мечтательный взгляд, грациозное порхание рук, виртуозная работа пальцев. Ну, и отчасти самолюбование. Нечто подобное Богдан мог наблюдать и в отделе кадров лакокрасочного завода. Миловидная девушка сидела за печатной машинкой и с упоением печатала текст, не замечая никого вокруг. Собой она, может, и не любовалась, но в остальном все как у концертирующей пианистки. Даже пальцы у нее длинные, красивые и ложатся на клавиши мягко, изящно. Лицо у нее овальное, но плотные темно-русые волосы обрамляли его сверху, закрывая виски, касаясь внешних уголков глаз и, закругляясь к ушам, скрадывая их. Поэтому лицо могло показаться грушеподобным. Но ее большие красивые глаза с густыми длинными ресницами, тонкий ровный нос и сочные чувственные губы превращали этот недостаток в достоинство. Во всяком случае, Богдану так показалось.
– Разрешите войти? – с улыбкой спросил он.
Девушка услышала его, но не сразу отреагировала. Сначала допечатала предложение и только тогда подняла глаза цвета бирюзы.
– Начальник отдела кадров там, – элегантным движением руки повела девушка вправо, в сторону соседнего кабинета.
Женственная она, грациозная, рука тонкая, обтянутая эластичной тканью бежевой водолазки. И высокий бюст так же охвачен материей плотно и очень соблазнительно. Гранатовый кулон в форме цветка на золотой цепочке. Кстати говоря, где-то Богдан уже видел такое украшение. Шесть гнутых лепестков, круглый гранатовый камушек посредине… Золотой браслет на изящном запястье, на пальцах золотые кольца и перстни с мелкими камушками. Вроде бы и перебор по количеству безделушек, но все они тонкие, элегантные, поэтому кажется, что все в меру. Кстати, обручального кольца на правой руке не было, на его месте поблескивал перстенек с жемчужиной.
– А мне вы нужны.
Доставая свои корочки, Богдан изобразил вздох сожаления – дескать, не хотел он тревожить покой девушки, но работа есть работа.
– Милиция? – удивилась она без всякой настороженности.
Голос у нее приятный, как журчание накатывающей на берег волны. И глаза у нее цвета моря. И с ней самой уже хочется оказаться на морском берегу, лежать рука об руку на мягкой шуршащей под ногами гальке, под жарким солнцем, ощущать на своей щеке прохладу поцелуя…
– Мне хотелось бы просмотреть личные дела работающих у вас на предприятии людей. В частности, мужчин, – сказал Богдан.
– Зачем?
– Я из уголовного розыска. Это значит – разыскиваю уголовников.
– У нас нет уголовников.
– Охотно верю, но тем не менее…
– Ну, если Татьяна Леонидовна разрешит…
– Вашего начальника сейчас нет, а у меня очень мало времени.