К счастью, никто не всадил вдогонку стрелу, как было, когда стартовал с балкона, и я понесся изо всех сил в сторону от дворца и Геннегау, а когда оглянулся, сердце стиснула ледяная рука ужаса: над дворцом повисло темное облако, словно из мириадов пчел, оно опускается к земле и постепенно расползается на весь город.
Я несся куда глаза глядят, в голове ничего, кроме слепого ужаса, и лишь когда далеко впереди посреди скалистой возвышенности гордо поднялся огромный и прекрасный в своей мощи замок, очень высокий, просто невероятно, примерно три этажа сплошной камень, будто вырублен из цельной горы, выше уже с окнами в два этажа, а дальше начинается тщательно спланированный беспорядок высоких и не очень башен, толстых и совсем тонких, с острыми шпилями крыш и ровными плоскими площадками с зубчиками на окружающих барьерах, мостиками и ажурными переходами. Некоторые кажутся бессмысленными, но на самом деле где‑то служат распорками, где‑то растяжками, в некоторых местах даже мне, такому умному, непонятно, но явно же не просто для красоты.
Примерно на уровне шестого — седьмого этажа разбиты небольшие клумбы и даже сады на выделенных для этого площадках, еще один садик опоясывает самую толстую из башен, а выше уже хаос из шести разно — высоких башенок, что вырастают из старой, как ветви из материнского дерева.
Аманье, мелькнуло у меня в птеродактилевой голове, родовой замок Вирланда Зальского. Когда‑то моего непримиримого противника, а потом осторожно занявшего нейтральную позицию…
К крепости по прямой дороге мчится отряд из пяти всадников, над ними гордо реет стяг лорда Рудольфа Германа Лотце. Если не ошибаюсь, он сам скачет впереди на крупном буланом коне…
Я в личине незримника сел на самой высокой башне, а там, превратившись в человека, первым делом сорвал с головы шапку и швырнул через край, а сам понесся по лестнице, прыгая через три ступеньки.
В самом низу встретились двое, я прижался к стене, оба прошли совсем рядом, я с облегчением понял, что никто тут не носит амулет против исчезников, потому что Аманье в стороне от торговых путей, здесь никогда не жили ни короли, ни те из лордов, что ниспровергают королей, потому здесь и сами владельцы не ждут, что на них кто‑то нападет.
Оказавшись на стене, я выбрал момент, сорвал с плеч плащ и бросил его на внутренний двор. Там он, ставший видимым, опустился на камни, а через минуту его заметил проходивший мимо мясник, остановился, оглядел, неспешно поднял.
Так с плащом в руках его и увидели двое стражников. Я не стал смотреть, будут делить или разыграют в кости, побежал по стене и уже по лестнице другой башни потихоньку спустился вниз и пошел к донжону.
У самой двери я быстро сбросил личину незримника, дернул на себя и вошел в прохладный холл, огромный, как зал, торжественный, с множеством статуй рыцарей вдоль стен.
На той стороне стражник вздрогнул, а я сказал величественно:
— Узнал принца Ричарда?.. Молодец. Беги позови сэра Вирланда. Мне тут нравится…
Вскоре наверху по лестнице загрохотало, Вирланд спускается достаточно быстро, хотя за это время еще больше раздался в брюхе, потяжелел, щеки подрагивают под собственной тяжестью, но взгляд все так же суров и прям.
С ним несколько рыцарей, на их лицах удивление просто безмерное, а на меня смотрят, словно не верят, что это я и есть.
Вирланд не преклонил колено и не сказал ритуальную фразу, что он в моем распоряжении, как и все в замке, что готовы умереть, но все сделают для меня, это и понятно, присягу мне он так и не принес.
— Дорогой герцог, — сказал я покровительственно-дружелюбно, — мне сообщили, что вы еще не прибыли на выборы короля Сен — Мари, я обеспокоился и решил поехать незамедлительно, чтоб лично поинтересоваться вашим здоровьем.
Он учтиво поклонился, на лице недоумение стало еще отчетливее.
— Ваше высочество, — проговорил он хорошо контролируемым голосом, — мне очень не нравятся всякого рода междоусобицы. Скажу сразу как человек военный, а не придворный лизоблюд: моя верность Его Величеству Кейдану остается непоколебимой. Однако я признаю, что вы для величия королевства сделали больше, чем Его Величество…
— Ну — ну?
Он продолжал с неудовольствием:
— Ввиду того, что голос нельзя разделить на доли, я решил просто воздержаться от голосования.
Я не стал спрашивать, какую бы долю он отдал мне, воскликнул с фальшивым восторгом:
— Герцог, на таких людях держится мир!.. Что ж, я все выяснил, можно отправляться дальше, но разрешите заметить, у вас не замок, а целый город! Мне показалось, в таком могут обитать только маги.
Он хмыкнул.
— Да, крепость хороша, только в сады воду таскать замаешься.
— Полагаю, — сказал я, — корни длинные и очень длинные… Я слышал, есть деревья, чьи корни свисают из свода в аду! Потому их плоды такие горькие и смолой пахнут.
Он нахмурился, ощутив неясный намек, но ответить не успел, подбежал один из его рыцарей, сэр Ховард Кастельван, насколько помню, прокричал то ли устрашенно, то ли в восторге:
— Надвигается буря!.. Я таких еще не видел!
В небольшую щель окна видно темнеющее небо, где страшно и резко вспыхивают ветвистые молнии. Гром грохочет с большими интервалами, что значит, гроза еще далеко, но, судя по направлению, идет прямо к нам.
И усиливается, мелькнула тревожная мысль. Вообще‑то в замке не промочит, как и громом не прибьет, но сердце что‑то трусливо дергается, чует, что гроза какая‑то непростая.
Ну да, не парило, не было никаких примет, предвещающих вот такое, я и то знаю насчет низко летающих ласточек и закрывающих все двери муравьев, так что гроза неожиданная, не природная, а это значит…
Молнии становятся все огромнее, ветвистее, как корни исполинского дерева — призрака, а гром уже не раскатывается, а грохочет резко и сильно.
Когда после вспышки почти сразу же раздался удар грома, а потом уже не удар, а сухой треск невероятной мощи, я понял, что гроза подошла к самому замку.
Мы поднялись наверх, в покои герцога на четвертом этаже, подошел еще один соратник Бильярда, помню его по битве в бухте, Глен Силендборг, врывающийся в окно ветер треплет его седые волосы, в глазах восторг.
— Здорово, — сказал он, — люблю!
— Грозу? — спросил я.
— Все мощное, — пояснил он. — Сильных людей, могучих коней, быков…
— Там внизу вроде бы балкон? — спросил я.
— Да, — ответил он, — нужно только спуститься на этаж.
— Не откажу себе в удовольствии, — сказал я.
Он воскликнул:
— Я с вами!
Пока мы все спускались, видели, как чернь мечется с испуганными воплями, животные и недалекие люди всегда страшатся грозы, как чего‑то страшного и могучего, что приходит именно за ними, однако гроза в отличие от лесного пожара или землетрясения позволяет терпеливо и без потерь переждать под любым укрытием…