У реки своя улочка, деревенская набережная – баньки вдоль вьющейся тропки, нависающие над водой мостки, склонившиеся к воде вербы. И воздух здесь такой вкусный и густой, что хоть ложкой на хлеб намазывай.
Банька у Давыдкина справная – предбанник с дровницей, вешалкой и круглым столом для посиделок. Стены старые, почерневшие от сажи, но полы свежие, крепкие, не скрипят и не гнутся под ногами. И в самой бане чувствовалась хозяйская мужская рука. Видно, что печку из камней недавно перекладывали – не дымила она, но грела так, что моя золотая цепочка с крестиком вмиг нагрелась и обожгла шею. Я снял ее и повесил на гвоздик у окна.
– Хороший у тебя пар, Василий Тимофеевич, – польстил я хозяину. – До костей пробирает.
– Ничего, я сейчас тебя еще веничком проберу! – пообещал он, грузно усевшись на самый верхний полок.
Баню я любил, и сильный жар переносил так же легко, как верблюд – палящее солнце Сахары. Давыдкин плеснул на каменку целый ковш воды, но горячий пар не обжег, а приятно, мягкими коротенькими иголочками приласкал мое истосковавшееся по чистоте тело. Потом мы шпарили друг друга березовыми вениками, намыливались детским мылом, споласкивались темной речной водой. Снова парились до седьмого пота, после чего купались в холодной реке. Согревшись после столь взбадривающих процедур, угостились домашним пивком.
Я подозревал, что градус у этого зелья немаленький, но не думал, что захмелею после первой же кружки. Видно, не взял в расчет слабость после болезни. На отсутствие закуски не грешил – на столе и капустка была квашеная, и огурчики, и сало копченое, и солонина из кадушки. Хлеб вкусный, горячий – Таисия подала его прямо из печи.
Я запьянел, а Давыдкин все подливал.
– Доброе у тебя пивко, Василий. Бодрит. И память освежает, – язык мой налился хмельной тяжестью, но я легко ворочал им – во всяком случае, мне так сейчас казалось.
– И что ты там вспомнил?
Он взял со стола пачку «Мальборо», вынул оттуда сигарету, но прежде чем закурить, оторвал фильтр. Или к «Приме» привык, или крепости в американском табаке не хватает.
– Да про машину свою вспомнил. Стоит она там, наверное, на дороге…
– Если бы она там стояла, то и ты бы сейчас там в ней валялся… И тебя забрали, и машину твою в ремонт отправили…
– У вас тут автосервис?
– Нет, у нас тут гараж. Техника разная…
– Машинно-тракторная станция, землю пахать, да?
– Какую землю? Тайга у нас тут вокруг да болота. Тайгой только и живем…
– Что, пушнину добываете?
– И это тоже.
– С техники охотитесь?
– Это старательская техника. Золото у нас тут старают.
– Да-а? – мне пришлось постараться, чтобы мое удивление казалось искренним. – Может, потому мой Солоухин и подался к вам?
– Николай Сергеевич? – как бы невзначай спросил Давыдкин. И потянулся к запотевшему бутылю.
Но я не позволил ему застать себя врасплох.
– Никита Сергеевич.
– Ну да, Никита Сергеевич… Странно как-то, и ваш Никита Сергеевич, и наш.
– Может, правда, родственники?
– Надо выяснить…
– Надо, – кивнул я.
– Что-то не торопишься ты к Солоухину наведаться, – подозрительно и с насмешкой посмотрел на меня участковый.
– Куда спьяну? Трезвое утро пьяного вечера мудреней!
– Так-то оно так… Если они родственники, ты должен был об этом знать. Родных вашего Солоухина опрашивал, так или не так? – пристально смотрел на меня Давыдкин.
Не верил он в мою легенду, хоть ты тресни.
– Опрашивал, – согласился с его логикой я.
– Они тебе про нашу деревню и сказали, так?
– Поселок… Поселок у вас, – поправил я.
– Да нет, деревня деревней. А поселок, потому что артель тут у нас… Значит, узнал ты, что Солоухин к родственнику сюда подался.
– А кто ж мне такое скажет? Кто сына родного сдаст?
– Значит, с матерью его разговаривал?
– И с ней, и с сестрой…
– А с отцом?
– Нет у него отца… То есть как бы есть, но сидит… Яблонька от яблока недалеко падает…
– Яблоко от яблоньки, – поправил меня Давыдкин.
– Ну да…
Пивко сделало свое дело, довело меня до состояния, когда мысли спьяну спотыкаются друг о дружку, путаются в голове. А участковому хоть бы хны, смотрит на меня пытливым и, что удивительно, трезвым глазом.
– А отца как зовут?
– Да я не интересовался… – мотнул я головой. Но все-таки смог сообразить, что в каждом вопросе участкового таится подвох, поэтому напряг извилины. – Хотя и так ясно, если сын Сергеевич, значит, и отец Сергеевич… То есть Сергей… Не дави мне на голову, старлей. Голова у меня тяжелая, сейчас наговорю тебе чепухи, будешь потом думать, что наплел с три короба.
– Правда, она и в пьяной голове правда, – не соглашаясь со мной, заумно сказал Давыдкин.
– Ты не прав, начальник, – возразил я. – Есть правда, а есть оперативная информация. И правда там есть, а еще больше домыслов… Знаешь, дракон такой есть, одну голову отрубишь, так сразу три вырастет. Так и здесь. Один домысел отрубишь, три новых вырастет… Три срубишь – девять будет… Девять срубишь – двадцать семь… Двадцать семь на три… Потом еще на три… И это с одной шеи… А если на трех сразу?.. – я запутался в этой драконьей прогрессии, завис, как фанерный процессор над виртуальным Парижем.
Василию пришлось хлопнуть в ладоши перед моими глазами, чтобы я вышел из хмельного ступора.
– Больше тебе не наливаю, – решил он.
– И не надо… Ты мне лучше про вашу артель расскажи.
– Про какую артель? Не говорил я тебе про артель.
– Ты себе тоже не наливай… – в торжествующей улыбке растянул губы я. – Не говорил он про артель. Говорил! Деревня деревней, а поселок, потому что артель тут у вас. Золото у вас тут старают.
– Ну да, говорил… Есть у нас тут золото… Не скажу, что много, но есть…
– Народ богато живет, – предположил я.
– Да как тебе сказать. Не бедствуем. Зарплаты, может, и хорошие, но особо не разгуляешься…
– Чего так?
– Я, конечно, не самый большой специалист в этом деле, но кое-что знаю. Вот смотри, разведали месторождение, ну, шесть-семь тонн базового ресурса. Так это золото еще добыть нужно, продать. В лучшем случае полтора миллиарда выручишь. А знаешь, сколько на проектную и разрешительную документацию ушло? Миллиард шестьсот! И скажи теперь, какую прибыль извлечет артель?
– В минусе останется!
– Уже осталась! И в минусе, и в дураках. Поэтому помимо золота мы еще и лесозаготовками занимаемся. Хотя и там три шкуры дерут…