– Я понимаю, семь бед – один ответ. Но потом скажут, что мы точно убийцы. В Чечне мирных жителей завалили, здесь – мента…
– Но ведь он же не работает на ментов. Леша бы почувствовал.
– Ну, может, Леша просчитался, – не сдавался Казымов.
– Ну ладно… – сказал Цаплин и надавил на автомат, чтобы Валентин почувствовал острие дульного компенсатора. – Эй, ты мент?
Возможно, было бы спасением ответить на вопрос согласием, но Валентин решил не врать. Ему пора в новую жизнь, пусть Цаплин нажимает на спуск. Выстрел в затылок – это мгновенная смерть, и больно не будет.
– Я спрашиваю, ты работаешь на ментов или нет?
– Нет.
– Я же тебя сейчас убью.
– Да пошел ты знаешь куда?
Удивительно, Валентин не чувствовал ужаса. Более того, он смеялся над своими прежними страхами, над собой из-за того, что был в этой жизни робким и нерасторопным. Вернуть бы все обратно, те несколько секунд до шести утра тридцать первого марта прошлого года. Он бы сам тогда поднял Дарьяну с постели, заставил бы бежать не три, а десять километров по парку, так, чтобы она умирала от усталости. Он бы показал ей, что такое настоящий мужик. А тех кавказцев, что преградили им путь в парке, он бы размазал по зебре пешеходного перехода…
– Я же тебя сейчас пристрелю!
– Так стреляй! Мужик ты или баба?
– Ты это серьезно?
– Я сказал, стреляй!
Говорят, наполеоновский маршал Мюрат сам командовал своим расстрелом. Что ж, похоже, Валентин проделал то же самое. Сейчас Цаплин нажмет на спуск, и все…
– Да ладно, живи пока…
Цаплин убрал автомат. А когда Валентин поднялся на ноги, его уже не было в комнате. Здесь оставались только Медник и Теплов.
– Это проверка была, – сказал один.
– Извини, но так надо было, – развел руками другой.
– Какие же вы гады! – взревел Валентин.
– Это нервное, тебе успокоиться надо. – Юра достал откуда-то бутылку мутноватой жидкости, налил полный стакан, подал Валентину. – На вот, валерьянки выпей, говорят, хорошо от нервов помогает…
– Сволочи вы!
– Давай, давай!
«Валерьянка» обожгла горло, но мягким бальзамом обволокла сознание. И бессонная каторжная ночь дала о себе знать. Валентин почувствовал, как нервы тяжелеют под действием алкоголя, провисают, как обледенелые провода. К тому времени, как Цаплин вернулся в горницу, он уже спал мертвым сном…
Крупные капли дождя барабанили по жестянке подоконника, влетали в распахнутое окно, растекались по женскому лицу, заполняя щербинки на нем. Длинные волосы развевались на ветру, но Катерину это не смущало. Она смотрела в дождливую ночь невидящим взглядом, в глазах страдание и тревога. Она стояла перед распахнутым окном в одной ночной рубашке, совершенно не обращая внимания на Валентина.
– Что ты делаешь? Простудишься!
Он решительно подошел к окну, закрыл створки.
– Не твое дело! – резко ответила она.
– Мое.
Он взял со спинки стула пуховый платок, набросил ей на плечи.
– Я отвечаю за тебя головой.
– Кто тебе такое сказал? – едко спросила она.
Валентин мог бы сослаться на Ивана или, в крайнем случае, на командира, но он не стал этого делать.
– Я сказал! – отрезал он.
Катерина посмотрела на него растерянно и с удивлением:
– А чего ты раскомандовался?
– Спать ложись.
– Нет, ты посмотри на него! Ты кто такой, чтобы командовать? Салага несчастный!
– Я сказал, спать!
Катерина вздрогнула, будто он щелкнул кнутом перед ее глазами. И посмотрела на него глазами объезженной кобылицы.
– Ну, спать так спать…
Она повернулась к своей постели, но не легла.
– Я чувствую, с ними что-то не так, – не оборачиваясь к Валентину, сказала она.
– Что с ними не так? Встретят Вадима и вернутся.
– Какого Вадима?
– Ну, ты знаешь какого.
– Только за дуру меня держать не надо…
Она вышла из своей комнатки, по шаткому полу прошла мимо Валентина, свернула на кухоньку, чиркнула спичкой, разжигая конфорку плиты на баллонном газе.
– Чай будешь?
– Не откажусь.
Катерина вскипятила воду, приготовила чай, поставила на стол вазу с сушками.
– Я знаю, куда они поехали, – усаживаясь, сказала она. – Вадима они встретить не могут, потому что не знают, где он.
– Значит, узнали.
– Не надо мне врать. Они банк поехали грабить.
– Глупости.
– Не глупости. Я слышала, о чем они говорили. Не хотят у меня на шее сидеть. Как будто мне такой хомут в тягость. Да живите сколько хотите…
– Твоя шея здесь ни при чем. У них большие планы.
– Да, Чунга-Чанга, ешь кокосы, жуй бананы… Ты сам в это веришь?
– Нет. Необитаемый остров – это всего лишь мечта. Нет, лучше сказать, что это цель, к которой они стремятся. А стремятся они, чтобы выбраться из этого болота. Они вне закона, их ищут, им нужно спрятаться. В России они обречены на вечное скитание, а Чунга-Чанга – это пристанище, где их никто не найдет. Чтобы туда попасть, нужны деньги, но они у них появятся, они придумают что-нибудь новое. Может, в Австралию отправятся.
– Почему в Австралию?
– Потому что оттуда преступников не экстрадируют. И территория большая, есть где затеряться…
– А как же я?
– Юра собирается взять с собой свою жену. Неважно, что бывшую. Я так понимаю, Иван возьмет с собой тебя.
– Ничего ты не понимаешь. У Вани жена, сын, если он кого-то и заберет с собой, то их… – со страдальческим выражением лица покачала головой Катерина.
– И для тебя место найдется. Кстати, среди австралийских аборигенов полигамия – вполне законная форма брачных отношений…
– Мы же не аборигены.
– Да, но у Ивана жена – татарка, да и он сам тоже. У мусульман полигамия на генном уровне…
– Врешь ты все. Да и не хочу я его с кем-то делить. Лучше здесь пусть остается…
– Опасно здесь.
– Чего опасно? Месяц уже живете, и ничего…
– Ну, кто-то месяц, а кто-то меньше.
– Да, но ищут всех… Живите все, я совсем не против…
«Лишь бы только Казымов не уходил», – мысленно продолжил за женщину Валентин. Ее можно понять. Он бы сам, наверное, не отказался бы жить в этой глуши, если бы с ним вдруг оказалась Дарьяна. Плевать на все, лишь бы она была рядом… Но Дарьяна где-то далеко, и он, если честно, не верил в то, что когда-нибудь они будут вместе. Может, план Медника сведет их…