– Я просто говорю, что фоторобот похитительницы напоминает Сандру, любовницу Олега Федорова. И ее видели в доме в день убийства. К тому же я сама как-то наблюдала, что отношения между ними отнюдь не платонические.
– Тоже мне частный детектив! Ладно. Сандру ждут по тому адресу, который вы с Сергеем вычислили. Если эта баба ни при чем, сами будете перед ней извиняться. Мы проверяем всех женщин, которые у нас засветились как имеющие отношение к похищениям детей. Доктора вашего вычислили. Он в салоне Раисы Чеберяк скрывается. Пока не берем его. Хотелось бы иметь что-то конкретное, хоть одну прямую улику или чьи-то показания. Заодно проверяем круг его общения. В Мамонтовке нашли старушку, неподалеку от сгоревшего дома живет. Она посмотрела фотографию и говорит: вроде бы видела его там. Но не ручается, сказала: «Если б живьем увидеть, может, и признала бы». Что у Сергея в Александрове?
– Пока не знаю.
* * *
Женщина в застиранном больничном халате взглянула на Сергея такими мертвыми глазами, что он забыл, с чего хотел начать разговор.
– Как вы себя чувствуете, Вера?
– Спасибо. Хреново.
– Понятно. Меня зовут Сергей Кольцов. Я частный детектив.
– Ну.
– Вы можете ответить на несколько вопросов?
– Давайте.
– Куда вы ездили двадцать пятого октября?
– В Москву к дочке.
– Она в Москве учится, работает?
– Учится в медучилище, работает в доме ребенка.
– Номер его помните?
– Нет.
– Адрес?
– Нет.
– А куда вы ездили?
– Она живет у подружки. Тоже из Александрова. Щелковское шоссе, дом 128, квартира 35.
– Ну и как? Дочку застали дома?
– Застала.
– Куда-нибудь ходили в Москве?
– В магазин за продуктами.
– Если я спрошу об этом у дочери, она подтвердит?
– А че она подтверждать должна? Я разве сделала что-то не то? Чего это я должна отчитываться?
– Вера, вы ни в чем не подозреваетесь. Просто мы проверяем круг знакомых одного человека. У него случилось большое несчастье: ребенка убили среди бела дня, в квартире, двадцать шестого октября. Фамилия его – Федоров. Олег Федоров… Вы знаете его?
– Знала. Двадцать лет назад.
– Он мне говорил, что у вас от него родилась девочка.
– Ну, родилась.
– И что он ее на себя зарегистрировал.
– Записал свою фамилию в метрике, только Ирка ее не захотела носить. Поменяла в паспорте. Она Козлова.
– Вы с ним виделись после? Ребенка он навещал?
– В глаза я его больше не видала. И пошел он знаешь куда…
– Вера, вам известно, где он живет?
– Откуда? На хрена мне его адрес?
– Может, ваша дочка знает? Она его в Москве не искала?
– Моя дочка пришла бы только на его похороны. На могилу плюнуть.
– Вы так его ненавидите?
– А что, любить должна?
– Да нет, конечно. Вера, вам придется очень подробно и откровенно рассказать, что вы делали в Москве. Буквально по минутам. Если вы откажетесь, мне придется сообщить о вашей поездке официальному следствию. А это, поверьте, будет более суровый разговор, чем со мной. Кстати, у вас есть свидетельство о рождении дочки?
– Конечно.
– Если я попрошу врача отпустить вас со мной на час, вы мне его покажете?
* * *
Олег устал после ночного дежурства и задремал в машине Сандры. Проснулся, когда они остановились у незнакомого серого дома, панельной девятиэтажки.
– Выходим, это здесь. – Сандра взяла сумку с заднего сиденья, закрыла машину, и они вошли в грязный подъезд с открытой настежь расхлябанной дверью, поднялись на второй этаж. Квартира оказалась захламленной, неопрятной, со спертым воздухом.
– Здесь когда-нибудь проветривают? – поинтересовался Олег.
– Тут никого не было несколько дней. Сейчас я окна открою, полы протру, что-нибудь вкусное приготовлю, увидишь, как запахнет.
Сандра действительно засуетилась. Олег прошел на кухню, но сразу же вышел: «Нет, это не для слабонервных». Он обнаружил в одной из комнат запыленный телевизор, включил его, брезгливо морщась, сел на широкий засаленный диван и крикнул:
– Сандра, воды принеси, пожалуйста!
Она появилась в дверном проеме в одних трусиках, с обнаженной грудью, завязывая на талии крошечный кружевной передник.
– Потерпи минуточку. Я положила напитки в морозилку. А пока протру пол.
Он старался смотреть какой-то дурацкий фильм, пока она ползала на коленках по полу с мокрой тряпкой, постоянно задевая его то бедром, то задом. Закончив уборку, Сандра постояла под душем и вернулась совсем голой, набросив на плечи махровое полотенце. Она несла поднос, на котором стояли два бокала с холодным шампанским.
– Для начала. Пока отбивные жарятся.
Они выпили. Олег нетерпеливо, почти со злостью притянул Сандру к себе, отбросил полотенце. Она высвободилась.
– Я же прошу. Не спеши. Давай сегодня все делать по порядку.
Они поели горячего ароматного мяса с квашеной капустой и солеными помидорами. Сандра принесла нарезанный ломтиками ананас и сама умело открыла вторую бутылку шампанского. Олег жадно выпил три бокала подряд. Он ощущал нестерпимую жажду. Видимо, из-за солений. Сандра сидела напротив, по другую сторону журнального столика с едой, раскинувшись на кресле. Поймав его взгляд, она медленно развела колени. Затем окунула пальцы в бокал с шампанским и стала гладить ими себя между ног, погружая пальцы все глубже. Олег зарычал и бросился на нее, опрокинув бутылку. Он раздевался, уже лежа на ней. И его движения были неистовыми, грубыми, как будто он наказывал ее ненасытную плоть за то, что та притягивает его.
Этот тяжелый камень в груди она почувствовала давно, еще в детстве. Сначала была таким же ребенком, как все, – играла, смеялась без особых причин, просто потому, что изнутри поднималось веселье, как пузырьки газировки. Однажды, когда ей было года четыре, мать уложила ее спать за ситцевой ширмой, а сама села с гостями за стол в их тесной комнате. Девочка проснулась от странного звука. Как будто кто-то сильно храпит. Позвала маму, но та не пришла. Подошла на цыпочках к ширме, посмотрела в щель и увидела, как здоровый мужик избивает ее мать. Та лежит на полу, вся в крови, а мужик все поднимает и опускает свой страшный кулак. Девочка вскрикнула, мужик повернулся, увидел ее и, схватив мать за платье на груди, заорал: «Отдавай деньги, сука, а то сучонка твоего размажу». Мать что-то прохрипела и поползла на четвереньках в угол. Подняла там половицу, достала бумажку и протянула дядьке. Тот вытер с бумажки кровь о штаны, плюнул на мать и вышел из комнаты, пнув ногой дверь. Девочка с плачем бросилась к маме, просила ее встать, давала воду в кружке, потом намочила тряпку и стала вытирать ее лицо. Мать только стонала. Так они и уснули на полу, залитом кровью. Ночью девочка просыпалась и всякий раз слышала, как мама тихо скулит, будто побитая собака. На рассвете она встала, цепляясь за стулья, и сказала: «Ничего, дочка, отлежусь. Я тебе ботинки хотела купить. Ублюдки! Твари! Чтоб они все сдохли». Девочка не стала ее ни о чем спрашивать. Она поняла: речь идет о мужчинах.