Несколько дней Семен провалялся в реанимации, потом его перевели в палату с зарешеченными окнами. Врачи говорят, что состояние стабильное, а ему так хреново, что жить не хочется. Внутренности горят, но врач отказывает ему в обезболивающем уколе. Дескать, от этого только вред. Только врет он. Просто не хочет переводить казенное добро на какого-то заключенного.
В палату зашла медсестра. Были бы у Семена деньги, он заплатил бы ей, чтобы она сняла изматывающую боль. Но, похоже, можно обойтись и без денег. Хоть и марево перед глазами, но Семен все-таки узнал женщину. Джема это. Или ему мерещится?
Да нет, она это. Белый халат на ней, чепчик. Глаза подведены, губы накрашены, похудела она за последнее время, постройнела... Только не Джема ему сейчас нужна, а Наташа.
– Тсс! – приложила девушка палец к губам.
То ли к тишине его призывает, то ли пытается сдержать распирающую улыбку.
– Да ладно... Тут никого нет...
Он уже познакомился со своими соседями по палате. Один блатной, другой из правильных мужиков. И уж они точно не сдадут Джему, если она здесь без разрешения...
Девушка глянула на дверь, села на табуретку в изголовье кровати, нежно взяла Семена за руку.
– Я работать сюда устроилась, – тихо сказала она. – Санитаркой...
– «Утку» подай.
– Да, конечно...
Сэм не мог еще вставать. И в теле непреодолимая слабость, и голова кружится так, что равновесие при всем желании не удержать. А санитар здесь козел – и по должности своей, и по натуре. Легче под себя сходить, чем до него достучаться.
Зато Джема обслужила его «от» и «до». И «утку» ему подала, и по-большому оформила. Тазик с теплой водой принесла, раздела его догола, тщательно протерла тело мокрой тряпкой. А вдобавок еще и белье сменила.
– Я пока еще тут не разобралась, но думаю, нормально все будет. Только за тобой смотреть буду. Ну, и за этой палатой...
– Мне бы укол, больно очень...
И снова девушка засуетилась. Вышла из палаты, минут через пятнадцать вернулась, а вслед за ней пришла медсестра и сделала укол.
– Деньги решают все, – сказала Джема, когда та ушла.
– Если они есть.
– Ты же знаешь, у нас с бабками порядок. Братва волнуется, переживает; Кит сказал, сколько надо, столько и бери.
– Иуда.
– Мне кажется, он тебя не сдавал.
– А кто?
– Не знаю... Но я обязательно узнаю. Слово даю...
– Он с Осмолом разобрался?
– Нет. Не получается. Найти его не может.
– Дешевый отмаз... – скривился Семен. – А Осмол отмазы не лепит. Осмол со мной разобрался. Это его человек меня прошил...
– Ты уверен? – встрепенулась Джема.
– Так же как и в том, что меня Сэм зовут. Я ошибку допустил, Джема. Очень большую ошибку. Самокур сам открылся, что с Осмолом был. Самокур мой враг, а я его не убил. Врагов убивать надо, или они убьют тебя. И Осмола убить надо... Жаль, не могу...
Самокуру он выдавил оба глаза, и теперь эта гнида ни на что не способна. А с Осмолом надо бы разобраться. Но как?
– Но там не только Осмол, – покачала головой Джема.
– Я знаю, кто там за ним... Но сначала с Осмолом надо решить... Если Кит не может с ним, сам все сделаю. Когда выйду.
– Обязательно выйдешь.
– Вопрос, когда?
– Следователь деньги взял, и судья возьмет. Все хорошо будет.
– Надеюсь... Значит, здесь работать будешь?
– Я же сказала, что всегда с тобой буду.
Джема взяла руку Семена и прижала ее к своей груди.
– Ты чума, а не баба.
– И чума. И баба, – улыбнулась девушка. – Твоя баба.
– Дело на кого бросила? На Пупа?
– Нет. Харитон с Катькой рулить будут, у них это хорошо получается. А Пуп свой хозрасчет открывает. Алекс ему в этом помогает.
– Ну да, пацан он толковый, может потянуть.
– Дело не в этом, а в том, что Наташка твоя снова с ним.
– С кем? С Пупом?
– Да при чем здесь Пуп? С Алексом она. Я не хотела тебе говорить, но раз такое дело...
Боль после укола уже отпустила Семена. Но вдруг разболелась грудь. И дыхание перехватило так, как будто слон на грудную клетку наступил.
– Не может она с Алексом...
– Хочешь, я Харитону позвоню? Он съездит на Шаболовку, на фото снимет, как она из дома выходит.
– Я тебе не верю... Хотя нет, верю...
Ясно, потому Наташа и не приходила к нему на свидания, что снова спуталась с Усыгиным.
– Я же тебе говорила, что ей деньги нужны. Нет денег – нет любви...
– Сука она.
– Да нет, просто слабая баба. Я же хорошо ее знаю, она всегда искала где потеплей. И в Москве постоянно пропадала, жениха побогаче искала... Это я сильная. Это на меня можно опереться. А она дохлая, ей без сильного мужика не выжить. Финтифлюшка, одним словом.
– А ты сильная, – пристально и с благодарностью посмотрел на Джему Семен.
– Да. И ты можешь на меня положиться. Как в прямом, так и в переносном смысле, – иронично улыбнулась девушка.
– Ты настоящий мужик!
– Нет, я баба.
– Я полагаюсь на тебя как на мужика. И как на бабу тоже положусь. Только не сейчас.
– Куда тебе сейчас... Но ничего, я вытяну тебя из этого болота. Вы́хожу, выхолю. И все сделаю, чтобы ты здесь оставался как можно дольше. Все-таки здесь лучше, чем в изоляторе...
Джема сдержала свое обещание. Она не пожалела денег, чтобы подкупить главного врача. Выбила для Семена отдельную палату, стала его персональной сиделкой. А потом и лежалкой. Она и на ноги его поставила.
Не нравилась Семену Джема как женщина, не лежала к ней душа. Но все-таки то время, что провел с ней в спецбольнице, было лучшим временем в его жизни. Если не считать то время, когда он жил с Наташей...
Но Наташа предала его, она вернулась к Алексу. А он уже не тот молодой и наивный пацан, каким был прежде. И он уже не сможет ее простить. Зато Семен, как никогда раньше, умел ценить преданность. И при всех своих недостатках Джема прочно вошла в его жизнь...
* * *
Коммерция широким шагом входила в быт советского человека. Строительные, торговые, швейные и прочие кооперативы – это уже вчерашний день. Хозрасчет уже прочно вошел в медицину. В той же наркологической больнице обычные пациенты содержались на общих основаниях, в отделениях с обшарпанными коридорами, в палатах с неработающей канализацией. А Наташа содержалась в особом отсеке, в отдельной палате с душем и телевизором. И лечили ее высококлассные специалисты, и лекарства ей Алекс доставал заграничные.