Он легонько оттолкнул ее от себя, с мефистофельской улыбкой на устах вернулся на свое место. Пристальным взглядом вперился в глаза ошеломленной адвокатессы.
– Я не верю красивым женщинам... Я не верю женщинам вообще... Они приносят несчастья... Сейчас ты уйдешь. И я тебя больше никогда не увижу. Ни-ког-да!.. Свободна.
– Я не понимаю... – Я сказал, свободна!
– Но я должна...
– Свободна!!!
Дарья Викторовна вышла из кабинета в полном замешательстве. На пороге она выронила папку из подмышки – просыпались на пол бумаги, из ее глаз брызнули слезы. Появившийся конвоир бросился их поднимать, столкнулся с ней лбом. Она расплакалась, сминая рукой ворох собранных бумаг, в истерическом порыве бросилась в глубину тюремного коридора.
Конвойный проводил ее недоуменно восторженным взглядом. На Тимофея же глянул как на идиота.
– Ну ты даешь, чудила! Она ж твоя была. Зачем прогнал?
Его не удивило, что конвойный был в курсе событий. Все равно, через какую щелочку он наблюдал за происходящим, как он дышал при этом. Но ему очень не понравился его тон. – Не твое дело! – отрезал он.
– Да я тебя...
Но дальше слов дело не пошло. Конвойный нарвался на ледяной по своей холодности и крепости взгляд, осекся.
– Пошел!.. Руки за спину! Лицом к стене!
Тимофей жалел о том, что так грубо обошелся с женщиной. Но не жалел о том, что прогнал ее. Больше не верил он женщинам, потому и Дарью Викторовну воспринял как потенциального предателя. А как можно работать с таким адвокатом?
Начальник Заболонского РУОП смотрел на Тимофея свысока, с сарказмом победителя. Он был в форме, на каждом погоне по две звезды. Был майором, стал подполковником.
– Поздравлять не буду, – презрительно усмехнулся Тимофей.
– Да я бы и не принял от тебя поздравлений. Кто ты такой, чтобы меня поздравлять?
Тимофей пропустил мимо ушей этот риторический и вместе с тем унизительный по своей сути вопрос. Не улыбалось ему вдаваться в пустую полемику. Такую же пустую, каким казалось ему торжество Головатого.
– Как здоровье? Как настроение? – спросил подполковник.
– Бывает и хуже, – мрачно глянул на него Тимофей.
Неспроста руоповец спросил про здоровье. Наверняка знал он, что Тимофея четвертую неделю держат в карцере и на голодном пайке. На улице уже мороз, а батареи в камере не топят. Врагу не пожелаешь такого комфорта...
– Ну, ну... Говорят, режим нарушаешь, – продолжал пинать его подполковник.
– А ты и рад, начальник, – усмехнулся Тимофей.
Первый раз он отсидел в карцере две недели. Вернулся в камеру, а там полный порядок. Принял его Булыга, чифиром крепким напоил. Дескать, нормально на воле себя вел, косяков особых нет, поэтому в тюрьме живи как человек. А на следующий день драка случилась, кто-то кому-то нос на прогулке расквасил. Виновника не нашли, тогда его просто назначили. Начальственный выбор пал на Тимофея. И не трудно было догадаться, кто стоял за этим беспределом. Головатый воду мутил, само собой, с согласия начальника СИЗО и при его поддержке.
– Ну, рад не рад, а плакать не стану. Может, тюрьма тебя научит.
– Чему?
– Закон уважать.
– Я закон уважаю.
– Какой, бандитский, воровской?
– Ты грузи меня, начальник, но не загружай.
Тимофею жутко хотелось курить, но сигарету он не просил. Ждал, когда мент сам предложит. А Головатый видел его мучения и как будто нарочно, выложил на стол пачку «Мальборо». Но не предложил. Ждал, когда Тимофей сам попросит. Не дождется...
– Суд тебя загрузит. Под завязку.
Увы, но все к тому шло. Адвокат какой-то слабоумный попался, зато следователь давил-прижимал не по-детски. И с воли никаких добрых вестей – ни о Ладе, ни вообще.... Что-то не то творится в Заболони, если не смог Алекс прислать хорошего адвоката.
– Да ты не волнуйся, на воле ты никому уже не нужен, – продолжал Головатый. – Волкам твоим и без вожака хорошо. Новые вожаки у них...
– Это ты о чем, начальник? – насторожился Тимофей.
Разговор коснулся больной для него темы.
– Алекс твой с Борцом воюет.
– Что?
– Не до тебя твоим волкам. Лес напополам делят. А не получается... Пополам не получается. Крошится пирог, на мелкие части крошится... Шесть бригад в городе. Это на сегодня. Завтра может быть больше. Война продолжается, кровь льется... Но мы не вмешиваемся. Зачем? Пусть загрызут друг друга...
– Пургу метешь, начальник. Меня на такое фуфло не купишь.
– Фуфло не фуфло, а нет у тебя вестей от Алекса.
– Нет. Потому что в карцере сижу.
– Да ладно, карцер. Было б желание, а весточку прогнать всегда можно. Или через адвоката привет передать... Плохой у тебя адвокат. Потому что плохо заплатил за тебя Алекс... За Дарью Викторовну хорошо заплатил. Но ты ее прогнал. Зачем? Она ведь очень хороший адвокат...
– Лада была очень хорошей секретаршей. И что из этого вышло?
– Предала тебя Лада. И правильно сделала. Каждый сознательный гражданин нашей страны обязан содействовать органам правопорядка в борьбе с преступностью. Только тогда мы сможем построить правовое общество...
– Лихо ты загнул, начальник, уши чуть не завяли... Ты лучше скажи, куда Ладу дел?
– Что, искал ее твой Алекс? – самодовольно ухмыльнулся Головатый. – Знаю, что искал... А не найдет он Ладу. Потому что не хочет она, чтобы ее нашли...
– А кто бы этого хотел на ее месте?
– Твое счастье, Орлик, что не нашли твои гоблины Ладу. Учти, тронут ее, тронут и тебя. Здесь, знаешь, кто и за какое место...
Тимофей слышал о существовании так называемой пресс-хаты, после которой арестанты лишались права называться мужчинами. Попал в пресс-хату – попал навсегда...
– Но с ней же все в порядке, – с трудом скрывая волнение, сказал он.
– Зато с тобой не очень. Так и не признал ты свою вину.
– А это обязательно?
– Желательно... Впрочем, можешь дальше все отрицать, срок больше дадут...
– Больше, чем пожизненно, не дадут.
– Чем быстрее общество избавится от тебя, тем лучше.
– Общество – это ты, начальник?
– Я законный его представитель...
– Шел бы ты отсюда, представитель. Смотреть на тебя тошно.
– А ты не груби, не надо. Пользуйся моментом. Здесь, в кабинете, тепло, ты не находишь? Сиди, грейся. А то, поди, замерз в карцере, да? Так и до туберкулеза недалеко...