– Э-э… Ее сейчас нет. Но я думаю о ней. Всегда думаю, – растерянно пробормотала Варвара.
– Что за чушь ты несешь? – скривился Спартак. – Какое мне дело, о ком ты там думаешь?
– Я и о тебе думаю, – окончательно сконфузилась она.
В кармане зазвонил телефон. На дисплее высветился номер Мартына.
– Буряк звонил. Сказал, что Базальт нашел Катю…
– Где они? – всколыхнулся Спартак.
– Да где-то в районе Новорязанского шоссе. «Агрохимик» там какой-то… Я звонил Базальту, там все в порядке. В переплет он попал, но ничего, отбился. От Клинча отбился. И Красницкий там был. Нет уже никого, ни Клинча, ни Красницкого. Оба слиняли…
– Да плевать мне на них! С Катей что?
– Нормально с ней все. Я с ней перемолвился. Говорит, Костя ее спас. Они уезжать собирались. Может, уехали уже…
– Ладно, я сам сейчас позвоню.
Спартак облегченно вздохнул. Груз переживаний свалился с плеч, казалось бы, ногам должно было стать легче – но нет, под коленками образовалась вдруг слабина, и Спартак опустился в кресло.
– Нашлась Катя, – почти без раздражения посмотрел он на Варвару.
– Я рада, – натянуто улыбнулась она.
– Чего звала?
– С тобой поговорить хотят.
– Кто?
– Один очень хороший человек.
– Ну, если очень хороший…
Спартак жестом призвал ее к молчанию, нашел в памяти телефона номер Базальта, сделал звонок.
– Да, Спартак, слушаю, – отозвался Костя.
– Где ты?
– В доме. Ну, где Катю держали. Уходить нам надо.
– Так в чем дело?
– Тут Сквалыгин очнулся. Сказать что-то хочет…
– Какой, к черту, Сквалыгин?
– Вот, уже говорит, – не реагируя на раздраженную реплику, сказал Костя. – Про Варвару что-то лопочет… Кресло там… Взрывчатка…
Варвара стояла у Спартака перед глазами. Кресло под задницей… Взрывчатка?!
– Твою мать! – срываясь с кресла, крикнул он. – Бегом отсюда!
Варвара недоуменно смотрела на него. Похоже, она не в курсе, что кресло заминировано. Если так, то ее использовали втемную… Спартак схватил ее за руку, потащил за собой в коридор, утянул в соседнюю комнату. Ничего не понимая, телохранители покорно расступались перед ними. И даже потянулись за ним. Но в гостиной вдруг так громыхнуло, что зашатались стены. Ударная волна ворвалась в прихожую и смела телохранителей со своего пути. Однако Спартак остался цел и невредим.
Повезло и Варваре. Судя по ужасу в ее глазах, взрыв стал полной для нее неожиданностью. Но все-таки ей придется ответить на вопросы, которые в изобилии возникли у Спартака. Ответят и те, кто использовал ее втемную. Ответят очень жестоко…
«Если б я был султан, я б имел трех жен»… Султаном Феликс не был, и жен у него нет. Но любовниц как раз три. Было четыре, могло стать пять, но Варвару он подставил под удар, а Катю не смог удержать – и все-таки три женщины остались в его распоряжении. Как и квартиры, где они жили. А именно эти квартиры его сейчас больше всего и волновали. Домой, на Рублевку, он не сунется, а у любовницы переждать момент – милое дело.
Он выбрал Любку, свою бывшую однокашницу. Квартира у нее самая плохая, зато он давно у нее не был, а это значило, что люди Спартака выследить ее не могли.
– Есть будешь? – спросила Любка, заглянув к нему в комнату.
У нее в волосах бигуди, и домашний халат сидит как-то кособоко. Похоже, ее совсем не волнует, как она выглядит, нравится Феликсу или нет. И в ее голосе сквозит небрежность. Как будто к собутыльнику своему обращается, а не к господину. А ведь раньше во всем угождать ему пыталась.
– Что значит есть будешь? Давай на кухню, к плите! – вскипел он. – И так должно быть вкусно, что пальчики мне оближешь.
– Сам себе пальчики оближешь! – хмыкнула Любка.
Но на кухню все-таки отправилась.
Она ничего не знает о его проблемах. Не знает, что его корабль дал течь. Но чувствует, что не все ладно в его королевстве. Отсюда и пренебрежение в голосе, и дерзость в поведении. Может, он лоск утратил? Тот лоск, который никакими стилистами не навести; тот лоск, который дает мужчине абсолютная уверенность в своем могуществе…
Феликс уже знал, что Катю освободили. Наверняка она дала показания против него, и теперь он точно вне закона. Но еще он знал, что Спартака взорвали. И Тяглов о проделанной работе отчитался, и по телевизору Красницкий видел репортаж о взорванной квартире. Нет больше Спартака. Зато есть Семья президента, и он уже дал ей знать о своих проблемах. И получил гарантию, что решать их будет сам Ге неральный прокурор. Он и дело развалит, и горячие головы остудит. А разве это не беззаконие, устраивать охоту на олигарха? Как будто Феликс не поддерживал Президента во время выборов. Да он в одну только избирательную кампанию вбухал десятки миллионов долларов. И совсем не важно, что выгоды от этого он уже имеет на порядок-два больше. Политические дивиденды продолжают приносить прибыль, поэтому очень скоро грозовая туча рассеется. Спартака нет, а с его людьми разберутся борцы с организованной и экономической преступностью. Семья его заверила, что так все и будет. Ему дадут знать, когда все наладится. Надо только немного подождать.
Тогда и величественный лоск вернется к нему, и Любка стелиться перед ним будет. А пока можно немного и потерпеть ее хамство. Тем более что, как ни крути, а он зависит от нее. Стены в квартире тонкие, и если она поднимет крик, может вмешаться милиция.
В дверь вдруг позвонили. На кухне громыхнула сковородка, послышались шаги – это Любка вышла в коридор. Феликс попытался ее остановить, но она оттолкнула его так же небрежно, как тогда, в девятом классе, когда он случайно перегородил ей дорогу в школьном коридоре. Тогда она измывалась над ним. И сейчас он для нее никто. Неужели прошлое возвращается? Это безвозвратное, казалось бы, прошлое…
Любка открыла дверь, и в квартиру вломились двое: один в штатском, другой в милицейской форме.
– Гражданин Красницкий, вы арестованы!
Коротко и ясно.
* * *
Ираклий восторженно тряс газетами:
– Катя, только посмотри, какую ты получила прессу! Тебя похитил олигарх, о тебе говорит вся страна… Такую рекламу за деньги не купишь! А твои песни! А твое творчество! Люди любят тебя, они хотят тебя слышать!
– Но я не хочу больше петь, – покачала головой Катя.
Валерьев готов был убеждать ее и дальше, но Спартак похлопал его по плечу и увлек за собой. Он провел продюсера в свой кабинет, усадил в кресло за приставным столиком, сам занял место напротив. Предложил бокал коньяка и сигару.
– Ну чего ты на нее насел? Не видишь, девчонка в ступоре. Ей в себя прийти нужно…