– Куда опускают? – не понял Леон.
– Ты чо, в натуре, дикий?.. В шоколадницу контачить тебя будем...
– Давно я петушатины не пробовал! – послышался голос из-за стола.
– Своя баба у нас теперь будет на хате...
Наконец-то до Леона дошло. Его собираются изнасиловать. Но он же не педераст!
– Э-э, вы что? – Он отступил на два шага назад.
– Цыпа, цыпа, цыпа, петушок ты наш... – шагнул за ним уголовник.
– Люду хочу, Люду! – заорал второй, поднимаясь из-за стола.
– А я Таню! – заголосил третий, присоединяясь к нему.
Трое против одного. Но у Леона есть шанс.
– Не подходите, худо будет. Предупреждаю вас!
Но его никто не слушал. Первый уголовник протянул к нему руку, схватил за майку.
И тут же поплатился за это. Леон взял его кисть на болевой прием. И сразу же удар коленкой в пах. Противник заорал от боли. Удар ладонью в адамово яблоко оборвал его крик. С одним покончено. Остались двое.
Уголовники бросились на него одновременно. Одного он достал кулаком в солнечное сплетение. Второй пнул его ногой в живот. Хотел добавить кулаком в челюсть. Но Леон успел заблокировать его руку и врезать ногой ему по коленке. Тот взвыл. Пока он приходил в себя, Леон добил первого. Точный и резкий удар в позвоночник надолго отключил его от внешнего мира. Второго он послал в глубокий нокаут локтем в висок...
Пусть знают, что его задница неприступна!
Уголовники лежали на холодном полу. Леон направился к двум другим обитателям камеры.
– Эй, мы здесь ни при чем! – отодвигаясь от него, закрылся руками очкарик.
Боится, что и ему достанется. Только зря.
– Где здесь свободная койка? – хмуро спросил Леон.
Свободной оказалась койка возле параши. Нет, туда он не ляжет. Но и очкарика со стариком сгонять со своих мест не станет.
– А где эти спят? – Он кивнул на бесчувственных уголовников.
Ему показали их койки. Леон выбрал место получше.
* * *
Граф вернулся с курорта. Ровно две недели жарился на солнце. Кайф! И Анжела всегда под боком. Жаль, трахал ее нечасто. Приходилось выбирать моменты, чтобы Наташа ни о чем не догадывалась. Для нее Граф был всего лишь случайным знакомым мамы. Просто друг...
И вот он снова в Задворске.
В городе все спокойно. Никто ни на кого не наезжает, никто ни перед кем права не качает. Но все это до поры до времени. Сейчас такие времена, когда дерьмо само наверх всплывает.
– Тут это, чувака, которым ты интересовался, менты замели, – как о чем-то третьестепенном сообщил ему Финт.
– Какого чувака? – не сразу понял Граф.
– Ну этот, Леонтий... Каратюга, короче...
Все ясно. Этот пацан Наташу от Лешего спас. Граф им еще до отъезда интересовался. Финт вмиг справки о нем навел. Тренер по карате, черный пояс. Очень хорошо. Только благодарить он его не собирался. Пусть радуется, что ему по башке за Наташу не настучали...
– Откуда знаешь?
– Да на хату он попал, где Чучело парится...
– Ну и...
– С Чучелом Пистон и Клещ чалятся. Всех троих чувак замесил... Опустить они его хотели...
– Беспредел, в натуре...
– Да нет, не беспредел... Чувак за мохнатый сейф на хату загудел...
– Да ты чо?..
– Я тут на всякий случай справки навел. Чувак бабу свою изнасиловал. Ну вроде того. Но это туфта. Он девке этой уже давно вправляет. А тут какой-то разлад у них. Девка заяву ментам и накатала...
– Подстава?
– Она самая... С девкой бы перетереть...
– Зачем?
– Пусть заяву заберет...
– А на хрена?
Пусть Леонтий к хозяину идет. От Наташи будет подальше. И вообще, пусть знает, как с девками связываться... Только вот в петухах ему ходить не пристало...
* * *
Двое суток Леон не смыкал глаз. Боялся заснуть. Во сне он беспомощный. Три урки только и ждут, когда он расслабится. И ведь дождутся когда-нибудь...
Третья ночь в камере. Урка на соседней койке не спит. Все ждет, когда Леон заснет. Но не дождется...
Глаза закрывались, сон накатывал мощной волной. Но Леон держался. И все же под утро он проиграл бой. Заснул...
Проснулся от боли. Три закоренелых уголовника стащили его с койки, бросили на пол. Двое держали за руки, третий с силой бил по почкам. Боль невыносимая. Еще немного, и он потеряет сознание. А вслед за этим и девственность своей задницы. Он станет петухом.
Леон заорал. Не столько от боли, сколько от обиды.
И вдруг скрипнула дверь в камеру. На пороге появился сержант-надзиратель.
– Прекратить безобразие! – заорал он.
Но входить в камеру не решался.
Урки неохотно оставили Леона и разбрелись по своим койкам.
– Иди сюда! – Надзиратель поманил пальцем одного уголовника.
Тот подчинился с еще большей неохотой.
Леон видел, как сержант ему что-то передал.
Надзиратель закрыл дверь в камеру. С другой стороны, разумеется. «Коренной» сел на свою койку, развернул клочок бумаги. Значит, надзиратель передал ему какую-то записку.
Лицо урки выражало разочарование. Даже обиду. Он с неприязнью посмотрел на Леона.
– Ну чо, фраерок, моли своего ангела... Сам Граф за тебя впрягся. Подстава вышла, не вскрывал ты мохнатого сейфа. Не велит тебя трогать...
– А чего это Граф за него подписывается? – недовольно спросил второй урка.
– А вот это не твое собачье дело, – с умным видом пояснил первый. И Леону: – Живи, щегол!
Никакого Графа Леон не знал. Кто он такой, с чем его едят, неясно. Зато понятно, что здесь, в тюрьме, его слово весит больше прокурорского.
В эту ночь он спал спокойно. И в следующую тоже...
* * *
– Леон, милый, ну, одумайся. – Олеся смотрела на него умоляющим взглядом.
Эх, если бы дотянуться до этой сучки, пережать руками ее кингстоны! Но нельзя! Их разделяет решетка...
Вторую неделю он под следствием. И вторую неделю Олеся ходит к нему. Одуматься просит. Хочет забрать свое заявление. В обмен на печать в паспорте. Но теперь она точно этого не добьется...
– Шла бы ты отсюда, а?
Больше ничего он не мог ей сказать.
Женщина-следователь глядела на нее сердито.
– Итак, вы хотите забрать свое заявление? – Ее тон был сух и неприятен.