– Что, облажались, придурки? – Коренастый крепыш с глубокими залысинами на крупной голове тяжелым взглядом сверлил своих головорезов.
Те виновато молчали.
– Какого-то урку достать не смогли. Позорище...
Алексея Горбылина погнали из Комитета за превышение служебных полномочий. Он служил офицером спецназа КГБ. Неплохо служил, награды имел. Но уж больно любил деньги. Из-за них на преступление пошел. Вместе с единомышленниками из своего же отряда на «цеховика» одного наехали. Знали, где он «бабки» прячет. И скачали с него все до последней копейки. Надо было бы грохнуть его, да думали, это лишнее. И зря так думали. Стукнул «цеховик» в «контору». В масках они работали, поэтому козел тот не мог их опознать. Но гэбэшные опера недаром хлеб свой едят, вышли они на Алексея и его сообщников. Всех пятерых повязали. Но прямых улик нет, доказательства их вины только косвенные. Да и честь мундира всемогущей «конторе» дорога. Словом, вся эта история увольнением из рядов доблестного КГБ для Горбылина и иже с ним закончилась. Можно сказать, испугом отделались.
Первое время Алексей жил сам по себе, пока деньги не закончились. В восемьдесят девятом снова собрал дружков под свое крыло. И начались их гастроли по стране. На дело выходили редко, но метко. И капиталец кой-какой сколотили. А потом отошли от разбоев и грабежей. Решили в Задворске осесть. Бизнесом заняться. Но не каким-нибудь, а экспортом за рубеж цветного металла. Не бандитами будут, а предпринимателями. И уже точно никогда на тюремные нары не загремят. Но сначала к комбинату нужно подобраться. И подобрались. Управляющее звено втихаря в оборот взяли. Кого шантажом, кого деньгами купили. Попутно с ментом одним расправились. Но сработали чисто, не подкопаешься. Оставалось «крышу» криминальную с комбината снять. А это местный уркаган, Граф.
Продумали все до мелочей.
Для начала запугали одного местного мафиози по кличке Баул. Дезу ему подкинули, будто сегодня ночью Граф собирается киллеров на него спустить. И так обрисовали картину, что придурок тот в особняке закрылся, охраной себя окружил.
А потом за самого Графа взялись. Да только не все вышло гладко, ушел Граф из-под обстрела. Если бы со снайперской винтовкой работали, ему бы несдобровать. Но нужно было изобразить тактику бандитов. Пальба из автоматов в ресторане подходила как нельзя лучше. Но, увы, Граф ушел.
Но нет худа без добра. Теперь все шишки посыплются на Баула. Пусть Граф и этот ублюдок перегрызут друг другу глотки...
Горбылин уже хотел отпускать своих «соколов» – пусть отдыхают после трудов праведных, – когда вдруг почувствовал беспокойство. Тревога нарастала. Звериное чутье выдало сигнал об опасности...
Дом они купили себе на краю города. Хороший дом, добротный. Им пятерым здесь полное раздолье. Прежде всего безопасность. Поэтому по периметру дома с внутренней стороны забора установили камеры наружного наблюдения, собак сторожевых в дозор пустили. Ночью и днем в специальной комнате кто-нибудь дежурит. Там мониторы на каждую видеокамеру. Сиди себе в кресле, держи помповое ружье наготове да на экраны поглядывай. Ни одна падла незаметно не прошмыгнет...
Но сейчас в этой комнате никого нет. Некому отслеживать обстановку... А из темноты ночи надвигается опасность...
– Всем по боевым местам, живо! – скомандовал Горбылин.
Хотелось бы, чтобы тревога оказалась ложной. Но вдруг он не напрасно поднял шухер?
И как бы в подтверждение этим мыслям дверь в его кабинет резко распахнулась, и в комнату ворвались вооруженные омоновцы в шапочках-масках. Какие-то доли секунды, и вся его команда была взята под прицел. Только дернись, и получишь свинцовые витамины в живот...
Идиотизм! Охрана была так тщательно продумана, но в нужный момент на посту никого не оказалось. Закон подлости. И омоновцы сработали лихо. Без шума подобрались к его апартаментам...
– Это что такое? – гневно выкрикнул Горбылин.
На его лице ни тени испуга.
А чего ему бояться? Ни одна ментовская ищейка не докопается до криминала. Он умело заметал следы. А подозрения на его счет так и останутся подозрениями...
Омоновцы не собирались отвечать на его вопрос. Они просто подскочили к нему, подсечкой срубили его с ног, швырнули лицом на пол, заломили руки за спину, сковали их наручниками. А еще у него из кармана извлекли... пакетик с белым порошком. Вещество, похожее на героин. Вот это уже перебор. Горбылин никогда в жизни не имел дела с наркотиками. Но как докажешь сейчас, что ты не верблюд...
Обвинение сшили по факту незаконного хранения наркотиков. И уже к обеду следующего дня Горбылин оказался в камере следственного изолятора. Его соратников расшвыряли по другим «хатам». Жаль, им бы держаться вместе.
Настроение у него было не в дугу. Так и подмывало набить кому-нибудь рожу. А кто из сокамерников мог бы дать ему отпор? Этот, что ли, татуированный с гнилыми зубами? Или вот тот доходяга с впалыми глазами? Оба из блатных. Но кто они против него? Только пусть вякнут и сразу же распластаются на полу с переломанными костями...
А они как будто чувствовали его настроение. И не возникали. Горбылин ощутил себя королем в камере. Еще трое обитателей – вообще чмыри болотные, те даже глаза на него поднять боялись...
Алексей плюхнулся на свободную «шконку», заложил руку за голову и закрыл глаза. Ну хоть бы кто подошел, затронул его. Вот бы получил ногой по яйцам! Но никто не подходил... Боятся, падлы!
Настроение немного улучшилось. Все не так уж и плохо. Нет против него у ментов ничего. Не докопаться им до былых его «подвигов». А по факту убийства мента, которого они вместо люстры к потолку подвесили, вообще уголовное дело не заводилось. Покушение на Графа и куча трупов в ресторане – так это Баула рук дело. При чем здесь Горбылин?
И все же его взяли. Значит, в чем-то подозревают. Но у него все чисто. За исключением наркотиков. Вот падлы, нашли на что взять. Но ведь протокола изъятия нет, понятых тоже. Не сегодня завтра его отпустят за отсутствием состава преступления...
Горбылин не заметил, как задремал. Проснулся от боли. Что-то острое – наверняка иголка – вошло под ноготь. Он хотел дернуться, но крепкие руки держали его, не давая подняться. Помутневшими от боли глазами он увидел над собой лицо блатаря-доходяги.
– Что, больно, падла? – спросил тот, злобно оскалившись.
Боль требовала выхода через крик. Но Горбылин мог только мычать. Рот также сжимала чья-то рука. А когда он попытался открыть рот, туда вошел кляп. Жуть какой вонючий. Неужели чьи-то носки? К горлу подступила тошнота.
Иголку из-под ногтя вынули. Боль немного утихла. Но у Горбылина по-прежнему не было возможности вырваться из цепких тисков уголовников. Его держали все пять человек, бывших в камере. И у всех ожесточенные лица, ненавидящие взгляды.
– Колись, падла! – прохрипел блатарь.
«Что вам надо?» – хотел спросить отставной спецназовец. Да кляп мешал.