— Ты чей? — вдруг спросил горбоносый.
— Так тебе и скажи!
— Нет, я на тот предмет… Может, договоримся? — предложил он. — Ты же русский человек? Ну что нам делить?
— Как это — что? — усмехнулся Мамонт. — Информацию.
— Тебя что интересует? — не сразу спросил горбоносый.
— А тот домик, где ты интервью брал. Особенно его хозяин и гости.
— Дай, пожалуйста, сигареты, в бардачке…
— Возьми сам, — бросил Мамонт.
Разведчик достал лишь сигареты и зажигалку — ничего не нажимал, не включал, да и по всей вероятности, ему невыгодно было поднимать тревогу. На правительственных дачах жило много пенсионеров, «бывших», но кто считал, сколько «настоящих»? Вряд ли он ползал бы всю ночь под окнами и лепил на стёкла датчики какому-нибудь ветерану. В дом с мезонином у Службы не было входа! Ни под каким предлогом и прикрытием. Всякая тревога, приезд дополнительных сил на выручку не прошли бы незамеченными: кроме официальной охраны, неподалёку от наблюдаемого дома было заметно движение негласной. Поднимается шум у забора — скандал обеспечен.
Горбоносый курил, медленно затягиваясь, думал и время от времени трогал пальцами несуществующие усы. Он принимал Мамонта за коллегу, за такого же подневольного, как он сам, и это его заблуждение необходимо было поддерживать.
От одной сигареты прикурил другую.
— Всё-таки чей ты? — ещё раз спросил он. — Нет, разумеется, я в твоих руках. Влетел так влетел… Можешь вывезти, хлопнуть, сдать. Не в этом дело. Ты можешь забрать мои материалы. Конечно, обидно: я на грядках дуба давал, рисковал, а ты на готовенькое…
— Я не грабитель, — миролюбиво сказал Мамонт. — Интересное дело! Мне что, надо было подвинуть тебя на грядке, мол, дай рядом лечь, послушать? Вижу, человек работает. Мешать не стал… Поделимся по-братски! Между прочим, я тебе тыл обеспечивал, негласную уводил.
— Ты понимаешь, — горбоносый замялся. — Возьми себе всю плёнку. Так будет лучше. Хуже, если наша информация пересечётся.
— Даю гарантию — нет.
— Погоди! — Он слегка оживился. — Кажется, я догадываюсь, чей ты… Хотя не понимаю, зачем ты вытаптывал Зямщицев?
— Это ты в порядке размышлений? — спросил Мамонт. — Или доложить зачем?
Тот понятливо покивал головой:
— Не обращай внимания, мысли вслух…
— Ладно, в обмен на твоё доверие, скажу зачем, — решился Мамонт и достал партийный значок НСДАП. — Тебе знакома вот эта штука?
— Золотая жилка от Бормана, — спокойно сказал горбоносый. — Теперь понятно.
— Ничего тебе непонятно! Увидишь своего шефа, попроси, пусть покажет значок.
— Ты меня совсем запутал, — признался тот. — Не знаю, что думать.
— Не думай — соображай: значок у меня, а твой шеф молчит. Что бы это значило? — Мамонт сделал паузу. — Ладно, не гадай. Поедем к «Линкольну», я перепишу плёнку, и в разные стороны. Со своей копией делай что хочешь. Можешь выбросить на помойку.
Горбоносый хотел верить, но никак не мог сладить со скачущей мыслью.
— Информация очень полезная, шефу нужна плёнка… Ты уверен, к «пожарнику» не попадёт? Не через тебя — через твоё руководство?
— Ты считаешь, один шеф твой такой умный? — засмеялся Мамонт, соображая, кто же такой «пожарник».
— Я должен предупредить… Послушаешь плёнку — поймёшь.
— Примерно представляю!
— Примерно, — вздохнул горбоносый. — Попадёт к «пожарнику» — труба всем. Тебя тоже вычислят… За такой компромат всех сольют в унитаз.
— Хватит интриговать-то, — добродушно проговорил Мамонт и запустил двигатель «жигулёнка». — Цену, что ли, набиваешь?
— Ему цена у тебя под задницей лежит, — пробурчал горбоносый. — Я думаю: что мне шеф «мочалку» толкает?
Мамонт достал «записную книжку» и только теперь заметил, что вместо листков имитированная под них пластмасса. Если цена — смерть, значит, это мина? Но для кого?..
— Суровый у тебя шеф, гражданин камикадзе, — весело пожалел Мамонт, выезжая из леса на дорожку. — Эту книженцию я себе оставлю, в качестве трофея. Не возражаешь?
— Слушай, не надо. Верни, — попросил горбоносый. — Ты же знаешь, как за эти вещи спрашивают. Аппаратуру можешь оставить, отбрешусь. А «мочалку» отдай.
Мамонт не ответил, оставив его в напряжении. Он загнал «жигулёнок» в лес, чтобы не видно было с дороги открыл дверцу горбоносому.
— Прошу в мой «кадиллак»!
Тот с достоинством выбрался из машины и направился к «Линкольну». И вдруг остановился.
— Вспомнил! Ты же работал в контрразведке? У Котоусова? Точно, я тебя там и видел! Я тогда только пришёл…
— Ну и память у тебя, — многозначительно проронил Мамонт.
— Так, погоди, — ударился в воспоминания горбоносый. — При Андропове тебя перевели в ОБХСС. Тогда же всех котоусовских распихали…
— Мемуары потом, — отрезал Мамонт и открыл машину. — Садись.
Он достал кассету из «трофейного» диктофона, вставил в автомобильный магнитофон для перезаписи.
— Тут всё?
— Всё. Я писал кусками. И «прилипала» отскакивала…
— Договоримся так, — ожидая, пока перепишется плёнка, заговорил Мамонт. — Я тебе даю слово, что ни нашу встречу, ни материал никогда не использую против тебя, твоего шефа и во вред Отечеству. Устраивает?
— Безусловно.
— Я возвращаю тебе аппаратуру, эту «мочалку», ты же иногда будешь делиться со мной информацией, которая мне может потребоваться.
— Тебя интересует Зямщиц? — насторожённо спросил горбоносый.
— Не только… Например, взаимоотношения Арчеладзе и «пожарника».
Сейчас он должен был сказать, кто такой «пожарник». Однако разведчик помотал головой и вздохнул:
— Не пойму, за кого ты играешь, из какой команды…
— Успокойся, я не из команды «пожарника». Иначе бы не сидел с тобой и не лазал бы по огородам.
— Это понятно… Но зачем тебе их взаимоотношения?
— Хочу убедиться в честности твоего шефа. Можно ли ему доверять.
— Не знаю, — подумав, обронил горбоносый. — Я ему многим обязан, мне трудно судить. К тому же видел, чем занимаюсь?.. Я не знаю их взаимоотношений. Единственное, когда Арчеладзе приходит от «пожарника» — всегда злой и лучше к нему не заходить, пока не успокоится… Вот и вся информация.
— Не густо, — проговорил Мамонт. — Хотя и это интересно… Ну, да ладно. Время от времени я тоже буду делиться с тобой, так что у нас будет кое-какой обмен. Ченч!