— Нет, я больше люблю на природе, — тоже намекнул он. — Дождусь выходных дней — поедем на шашлыки. Я вас приглашаю, товарищ генерал.
— Спасибо за любезность, но на природу ездить в наше время — поистине роскошь, — посетовал Комиссар. — Посмотрите, что творится в государстве!
— В моём государстве всё спокойно, — отпарировал полковник. — Нам некогда делить власть, много работы.
— Да, работаете вы хорошо, — согласился генерал. — Самое главное, чисто. Вам не зря дают звания… Где тело Птицелова, господин генерал?
Полковник мысленно похвалил воробьёвских ребят: если Комиссар потерял труп, значит, он сейчас в надёжном месте.
В который раз уже он приставал к полковнику с этим несчастным трупом! Уцепиться ему было больше не за что, вот он и тянул одну и ту же ноту, пытался додавить его официальным путём. И никак не хотел проигрывать!
— Вероятно, в собственной могиле, — пожал плечами Арчеладзе. — Вам не дают покоя останки бедного старика?
— Представьте себе, да. Я — лицо официальное и чувствую ответственность за действия своих подчинённых. Так где же труп?
— На Ваганьковском кладбище.
— Мы его не обнаружили, — признался Комиссар. — Хотя есть данные, что он был там. И исчез.
— Извините, товарищ генерал, я не занимаюсь охраной кладбища и не отвечаю за могилы.
— А Птицелова, между прочим, нет!
— Как говорят опытные юристы, нет трупа — нет преступления.
Комиссар держался великолепно.
— Не играйте с огнём, господин генерал. Я оценил ваши способности, но даже вам следует иметь чувство меры.
— Благодаря этому чувству я дослужился до генерала, — невозмутимо сказал полковник. — И теперь планка этого чувства поставлена ещё ниже. Надеюсь, вы это испытывали, когда получили звание генерала? Хорошо быть генералом!
— Ну что же, желаю вам прекрасного отдыха на природе! — улыбнулся Комиссар. — Выпейте и за моё здоровье.
Он явно готовил очередную гадость. Он получил поражение и испытал его горький вкус, когда узнал о налёте на фирму «Валькирия». Ему захотелось отомстить полковнику унижением, но в ответ получил ещё одно поражение. Конечно, кое-что он успел и с помощью «вишнёвого» похитил Зямщица, а потом и Кристофера Фрича.
Ещё один удар получил, когда вскрыл могилу Птицелова и не обнаружил там трупа. Скорее всего, воробьёвские оперативники опередили его и даже несколько перестарались, ибо полковник не давал распоряжения изымать тело из могилы до официальной эксгумации.
Арчеладзе вызвал Воробьёва, хотя особой охоты встречаться с ним не испытывал.
— Куда поместили тело Птицелова? — спросил он.
— Товарищ генерал… Тела в могиле не оказалось, — неуверенно сообщил Воробьёв.
— То есть как не оказалось?
— Ситуация непонятная, — стал оправдываться тот. — Я же сам тогда закапывал его… Мои люди снимали процесс эксгумации на плёнку. Можете посмотреть.
— Почему ты мне сразу не доложил?! — взъярился полковник.
— Вот, докладываю… Сам только что узнал. Меня же не было в городе!
— Опята собирал?
— Вместе с вами, товарищ генерал…
— Ну иди, собирай дальше, — отмахнулся полковник и пошёл в комнату отдыха. Там достал бутылку вина, стакан и с маху упал в кресло. Воробьёв потащился за ним, навязчиво стараясь выправить отношения. Это был его второй прокол как оперативника, а такие вещи в привилегированном отделе не прощались. Ему следовало сейчас написать рапорт о переводе в какую-нибудь третьеразрядную службу, чтобы досидеть полтора года до пенсии. Учитывая же его политические пристрастия, кадры могли вообще уволить его на все четыре стороны. Воробьёв держался на работе лишь за счёт Арчеладзе, наверное, потому и хотел наладить не служебные, а дружеские отношения.
Полковник пил вино и слушал покаянные речи. Судьба этого человека сейчас всецело зависела от него. Можно было простить выпущенного кота из квартиры Зямщица, с натяжкой, но прощалась ситуация с исчезновением трупа Птицелова, неизвестно, куда он пропал и какими последствиями может всё обернуться потом. Он не мог простить ему циничного отношения к Капитолине. И Воробьёв чувствовал это…
— Ну, хватит! — оборвал его полковник. — Ты же знаешь, в чём виноват?
— Догадываюсь…
— Иди к Капитолине, встань на колени, — посоветовал он. — Кайся перед ней, ей сейчас важно.
— Круто ты со мной, Никанорыч, — болезненным голосом проговорил Воробьёв. — Ихним салом по мусалам… Я же тебя оберегал, наше дело.
— И за это хотел удавить её на берёзе? — спросил полковник. — Она всё слышала…
— Вот в чём причина… В таком случае встану!
— Если простит она — прощу и я, — заявил полковник. — То, что ты утром провякал, — несерьёзно. Но прощу тебя при одном условии — ровно через… трое суток владелец вишнёвого «Москвича» должен сидеть здесь. Его Нигрей знает в лицо, возьми к себе Нигрея. Тому тоже придётся искупить вину.
— Я только что узнал — «Москвич» взорвался и сгорел…
— Мне не «Москвич» нужен!
— Понял.
— Вперёд на мины…
Он не надеялся ни на Воробьёва, ни на Нигрея. Требовались какие-то нелогичные действия, неожиданные и парадоксальные меры, чтобы выйти на «вишнёвого». Полковник не хотел признаваться себе, что оказывается бессильным и безоружным перед ним, — это было бы равнозначно капитуляции.
В какой-то момент он выпустил ситуацию из-под контроля. «Вишнёвого» можно было взять, если бы вовремя начать с ним игру через Нигрея. Но тогда полковника отвлёк этот старик Молодцов со своей информацией. Теперь «Москвич» сгорел, и вместе с ним утратилась основная его примета… А ведь «вишнёвый» и в самом деле не использовал отобранную у Нигрея плёнку против Арчеладзе! Иначе бы он дал Комиссару важнейшую улику! И Комиссар бы тогда не устраивал задержание на посту ГАИ… Хотя нет, ему невыгодно, чтобы о переговорах с Кристофером узнало руководство. Это можно квалифицировать как коррупцию. Пусть нет такой статьи, но за это можно влететь по-крупному, не посмотрят и на убеждения, и на преданность режиму.
Полковник вернулся в кабинет, чтобы взять фотографии «вишнёвого», и в это время замигала лампочка селектора.
— Товарищ генерал, звонили из семьдесят третьего отделения милиции, — сообщил секретарь.
— Что им надо?
— У них сидит задержанный по нашей оперативной ориентировке.
— Кто?
— А тот полудурок, товарищ генерал, Носырев!
— Кто он такой? — недовольно спросил полковник.
— Парапсихолог… Он был у вас.