К концу пути он совсем запутался, свернул не туда и поехал «против шерсти» — по улице с односторонним движением. Да всё равно в безлюдной Москве ничего не заметили…
Капитолина жила возле Савёловского вокзала в старом, но ухоженном доме. Полковник с третьей попытки открыл кодовый замок и пошёл по широким, гулким лестницам — лифт не работал. Она как-то обмолвилась, что живёт с родителями, и было неловко звонить среди ночи. Поэтому он дважды едва лишь коснулся кнопки и стал ждать. Если бы открыл кто-то из родителей, он не знал, что сказать, как объяснить, с чего вдруг притащился с розой в такой час. Наверное, папа и мама Капитолины были его возраста.
Она открыла, даже не спросив кто: возможно, увидела в глазок. Полковник ступил через порог и подал розу.
— Что это значит? — тихо спросила она, хотя в глазах её засветилась радость.
— Тебе привет от бывшего мужа, — проговорил Арчеладзе и сел на пуф возле порога.
Радость мгновенно сменилась испугом. Рука с цветком упала вниз.
— Ты ездил к нему? Зачем?..
— За розой.
— Говорил с ним обо мне?
— Нет, я не говорил с ним, — сказал полковник. — У него были гости… Сорвал розу и уехал.
— Это правда?
— Я спешу, — вместо ответа сказал он. — Сегодня важная встреча.
— Скажи, ты не говорил с ним обо мне? — отчего-то настаивала Капитолина. — У вас был служебный разговор?
— Ты боишься его?
— Боюсь… Ты плохо знаешь своего… «папу»! Я подозреваю, что…
— Что он передал тебя «пожарнику»?
— Зачем ты это сказал? — чуть не закричала она. — Почему ты так сказал?
— Подозреваю…
— Нет, это неправда! Я сама ушла от него! А он не любит быть брошенным… — Она вскинула глаза — он изумился им. — Подозреваю, что тогда эти подонки… Он подослал! Узнал, что я поехала с тобой, и придумал месть…
— Поедем в наш дом? — сам того не ожидая, предложил он. — Я уйду на встречу… Очень важная встреча! А ты жди меня. Если никто не будет ждать, я не вернусь.
— Что мне делать с этой розой? — вдруг спросила она. — Надо бы выбросить, но ведь ты её принёс?
— Делай как знаешь. У меня очень мало времени! Должны позвонить.
— Да-да, я поеду с тобой! — заверила она и засуетилась. — Мне нужно одеться, предупредить родителей…
— Буду ждать внизу в машине, — сказал он и тут же вышел, прислонился к стене. — Боже, что со мной происходит?
Затем медленно стал спускаться, зачем-то считая ступени. Выйдя из подъезда, он увидел, как двое парней, забравшись на капот его «Волги», вырывают лобовое стекло. В который раз уже сегодня он на мгновение остолбенел, потом, спохватившись, выхватил пистолет из кармана:
— Вы что делаете, сволочи?
Парни резко обернулись к нему, заметили пистолет.
— Вали отсюда, дядя! Не то свои достанем, не газовые!
— Это моя машина! — шалея от наглости, крикнул он. Парни молча отлепили какие-то огромные присоски от стекла, спрыгнули с капота и неторопливо ушли за угол. Полковник сел в машину и запустил двигатель. Капитолина выбежала из подъезда с розой в руке.
— Едем!
Он выставил «попугая» на крышу, словно хотел отпугнуть всех — и милицию, и воров, и под этот ярко-синий мельтешащий свет помчался по пустынной и насторожённой Москве.
Подъезжая к своему дому, он издалека заметил «Москвич», стоящий почти у ворот. В призрачном свете фонарей невозможно было рассмотреть цвета, но ему показалось, что он видит вишнёвый. Когда же полковник остановился возле его переднего бампера, понял, что «Москвич» всё-таки дурного зелёного цвета — в такие тона обычно красят заборы.
— Меня уже ждут, — сказал Капитолине. — Загони машину во двор и ступай домой. Я вернусь.
Он вышел на улицу и снова остановился, стараясь вспомнить, что хотел сделать. Ворота перед «Волгой» открылись, но Капитолина не въезжала, опустив стекло, ждала… Не оборачиваясь, полковник приблизился к «Москвичу» и стал возле водительской дверцы.
Цвет огромных глаз можно было различить и в темноте…
Он даже не сказал «здравствуйте», сел и замер, боясь моргнуть.
— Едем! — сказала женщина. — Вы говорите по-английски?
— Да, — проронил полковник, испытывая внезапный приступ одышки — хотелось откашляться. — Мало разговорной практики…
— У нас есть время для практики, — по-английски заговорила она, неотрывно глядя на дорогу. — Сейчас разработаем ваш язычок. Не подбирайте слова, расслабьтесь и говорите всё, что придёт на ум. Попросту, непринуждённо болтайте. Поняли?
Полковник видел её профиль, подсвеченный приборной доской, тонкий, изящный, может быть, чуточку хищный, что создавало притягательный шарм. Он осознал, что нельзя так откровенно рассматривать незнакомую женщину, но в прямом смысле не мог отвести глаз.
— Нет… — вымолвил он. — Зачем это нужно?
— Майкл будет говорить по-английски, — проговорила она, по-прежнему глядя вперёд.
У полковника неприятно защемило под ложечкой: всё-таки это была разведка из какой-то англоговорящей страны… Однако он тут же и забыл об этом. Поворачивая направо, женщина взглянула и неожиданно улыбнулась ему. Приступ удушья стал жгучим, напоминающим грудную жабу. Если бы не власть противоречия, довлеющего над ним, полковник бы раскис окончательно. Всё подвергающая сомнению иная половина его сознания теперь уже не язвила, не посмеивалась, а как бы призывала к стыду: ты же только что чуть не признался в любви другой женщине! Что за легкомысленность? Тебе скоро полста лет!..
— Говорите же, говорите, ну? — подтолкнула она. — Это должен быть ничего не значащий дорожный разговор. Не напрягайтесь. Вам же удобно, хорошо?
— Да… Я никогда не встречал такой очаровательной женщины, — вдруг признался полковник. — Мне скоро пятьдесят, я видел много женщин…
— Так, вот уже хорошо! — одобрила она. — Продолжайте!
— Первый раз я увидел вас в вишнёвом «Москвиче» возле своего дома, — вымолвил Арчеладзе. — Шёл к машине очень злой и держал в кармане оружие… Но вы опустили стекло… Это было так неожиданно. Вы похожи на никарагуанскую женщину, только у них нет такого изящества и таких глаз…
— А что вы делали в Никарагуа?
— Что? — он споткнулся. — Да… там была гражданская война. Я помогал одной из сторон… Сегодня я не ожидал увидеть вас снова. Посредник мне сказал, приедет человек от… Но не сказал кто.
— Ну вот, вам осталось узнать моё имя и попросить телефончик, — засмеялась она. — Так делают московские ходоки?