– У меня, в общем, все. – Следователь закрыл папку и положил ее в портфель.
К Спартаку подошел конвойный, ожидая, пока он встанет и пойдет к выходу.
Пять месяцев он уже в изоляторе. И освоился здесь, и власть свою поставил. Братва уважает, менты с почтением относятся. Потому и не рычит на него конвойный, даже не командует, ждет, когда Спартак сам поднимется и направится к выходу.
Спартак неторопливо поднялся, вышел в коридор, но лицом к стене становиться не стал. Не царское это дело.
– Спартак, вас Таежный к себе зовет, – закрыв дверь, шепнул конвойный.
– Ну, веди...
Он мог бы выбить себе отдельную камеру со всеми удобствами, но принципиально оставался в общей хате. А там с вором о делах насущных не поговоришь.
Это была не первая его встреча с законником. Таежный относился к нему хорошо, с уважением, хотя и не признавал за равного. И к деньгам он доступ имел, которые отправлял в изолятор Спартак. Пожертвования репчинских составляли львиную долю тюремного общака, и Таежный не рисковал распоряжаться этими деньгами в обход Спартака. Тот, может, и не в законе, но спросить может очень жестко. И начальник тюрьмы хорошо это знал, и Таежный догадывался.
Спартак вошел в «Накичевань» и остановился, угрюмо глядя на Таежного. Только когда вор поднялся из-за стола, он двинулся к нему, протягивая руку.
Сева Таежный имел за плечами всего две ходки, но какие! Одна – одиннадцать лет, другая – тринадцать. И сроки мотал в колымских краях, в таежной глуши. Лес не валил, потому что всегда был в отрицалах, и не каторжный труд развалил его здоровье, а долгое пребывание в штрафных изоляторах. Сорок четыре года ему, а выглядит как шестидесятилетний старик. Худой, изможденный, щеки впалые, землистый цвет лица. И только глаза живые, задорные. Взгляд энергичный, смелый, чувствуется в нем жажда жизни. Все тело Таежного было в наколках, но теплая кофта с высоким воротом оставляла открытыми только «перстни» на пальцах, в том числе и с короной. А на ключицах под кофтой – воровские звезды, на плечах – погоны. Когда Спартак в первый раз встретился с ним, был август, в камере стояла жуткая духота, и Сева сидел с голым торсом. Тогда-то Спартак и увидел все эти «знаки отличия».
– Присядь, – сказал Таежный и, дождавшись, когда Спартак займет указанное место, присел сам. – Я так понимаю, у тебя скоро суд?
– Прокурор уже стойку сделал, скоро начнется.
– И что?
– Без срока точно не останусь. Менты за своего рвут и мечут.
– На то они и менты.
– Ничего, прорвемся.
– Не надо никуда прорываться. Надо просто жить. Здесь ты правильно живешь и в зоне будешь жить. Понятия у тебя есть, законы ты знаешь... Вроде бы и не наш ты, Спартак, по жизни не бродил, дел не знаешь, но это не самое главное. Вот я знаю людей, у которых куча ходок, а толку от них никакого. Вроде бы свои в доску, а бакланы бакланами. Таким людей не доверишь. И зону они не удержат... А ты бы смог зону держать. На тюрьме себя поставил – и зону потянешь.
– Это ты к чему, Севастьян Андреевич?
– Да к тому, что не простой ты человек, с понятиями. Только одно непонятно... А может, как раз и понятно...
– Что-то ты вокруг да около ходишь.
– Тут мне одну очень интересную маляву прогнали, – с хитринкой улыбнулся вор, обнажая гнилые зубы. – Серьезные люди тобой интересуются. Может, и не очень серьезные, но воры... Я Ростома Батумского не знаю, но слышал, что есть такой. Пиковый вор.
– Я в курсе, – бесстрастно глянул на Севу Спартак.
– И Тархан там подписался, и Оман. Этих я точно не знаю. И за какие заслуги они коронованы, тоже не знаю. Может, «апельсины»?
– Может быть.
– Так вот, они сообщают, что короновали тебя. Это правда?
– Правда.
– Выходит, что ты в законе? – жестко, но без осуждения спросил Таежный.
– Ну, в каком-то смысле, да.
– Почему тогда не объявился?
– Малявы не было.
– Это для тебя не вопрос. У тебя люди на воле, они бы Ростома нашли, он бы все сделал...
– Ну, могли бы найти... Только зачем мне это? Какой из меня вор?
– А зачем тогда корону взял?
– Дернул бес за одно место... – пожал плечами Спартак. – Потом понял, что нет у меня веса... Да и раньше понимал, а Ростом наседал, интерес у него был, финансовый. Я отказывался, а он потом с Тарханом подъехал, с Оманом... Ну, как-то так вышло. А на тюрьму попал, понял, что не примет меня братва. Поэтому и не объявился.
– Потому что ты серьезный человек, потому и не объявился. Был бы бакланом, на каждом углу кричал бы, что ты в законе. «Апельсин» ты, конкретно «апельсин». И я рад за тебя, что ты это сразу понял. Потому и спросу с тебя нет...
– Но малява все-таки пришла.
– Да, но это две большие разницы, кем ты был и кем ты стал. Я хоть и в законе, но, честно тебе скажу, живу как на курорте. Не я, а ты реально за тюрьмой смотришь. И хозяин перед тобой на цырлах, и вертухаи с поклоном. Но, главное, люди тебя реально уважают. Вором ты хоть и не объявлялся, а на воровских законах стоишь. По закону у тебя все, по справедливости. Тюрьму ты правильно держишь... В общем, я признаю тебя за вора. Потому что знаю тебя. И людям отпишу, чтобы они тебя знали, чтобы по ушам не дали, если что... Но все равно ты должен понимать, что в самом начале пути. И серьезные воры могут тебе предъявить, и «апельсином» назвать, и раздавить. Но если вдруг что, на меня ссылайся. И на людей, которые за тебя подпишутся. Я малявы разошлю, пока суд будет, пока этап твой не уйдет; люди отпишутся, скажут, что за тебя думают. Я скажу, кто за тебя. А потом еще отпишу в зону, куда ты попадешь, постанову дам, что вор к ним едет. Ты уж держись, если вдруг предъявят. Характер у тебя есть, сила, ты выдержишь. И зону под себя возьмешь. Справишься с зоной, удержишь за срок, тогда тебе скажут, что ты настоящий вор. Вижу, что ты меня понимаешь.
– Чего уж тут не понять, – кивнул Спартак. – Назвался вором – держи масть.
– Нашу масть держи, черную. А красную масть давить надо. Вдруг на красную зону отправят – там тебе туго придется, и сломать могут. Но я тебе подскажу, что делать...
В тот же день Спартак связался с начальником тюрьмы и попросился в «Накичевань» к Таежному. Хоть вор и считал его «апельсином», но уже держался с ним как с равным. И готов был поделиться с ним секретами, которые могли помочь ему удержаться на воровском троне во время землетрясения, какие случаются часто как на зоне, так и в тюрьме. А Спартак готов был его слушать, чтобы не затянули его подводные течения зоны, не утопили в своей глубине.
* * *
Постой, паровоз, не стучите, колеса... Но поезд еще даже не отправлялся в путь. Вагон пока не грохочет по рельсам, но уже шумно здесь. Еще бы – пассажиры рассаживаются по местам согласно выписанным судьей билетам...